Через четыре дня я стоял на перевале через небольшой хребет. Ниже шел спуск опять к лесам и к реке. Так сказать, к промежуточной точке этого путешествия. За рекой полста километров – и начинаются обитаемые земли, города и поселки. Впрочем, расслабляться совершенно не стоит, здесь могут съесть в пяти метрах от порога с таким же успехом, как и за сотню верст от дома. Тем более что у меня не то что дома – угла нет, где голову приткнуть.

Чуть передохнув, сгрызя с Гердой по сухарю, я подцепил осточертевшую волокушу и тронулся вниз по тропке. Тропка так себе, едва намечена. Скорее козья, чем людская, но хорошо проходима. Вообще, склон, на счастье, пологий, плотный. Впрочем, ниже, на осыпи, под ногами камень ехал, но так, пугая. Так что через три часа я с подругой спустился до первых серьезных деревьев. А там и ручеек нашелся, и хворост, чтобы костер разжечь и кашу сварить.

Но не успел я сломать первую хворостину, как Герда насторожилась и послала мне сигнал опасности.

– Что еще? – держа в руках дробовик, уточнил я.

Но голована пока просто слушала что-то, доступное только ей. Ну конечно, слух-то у нее не моему чета, раза в два лучше.

Дослушав, Герда коротко и зло рыкнула, передав мне образ злого шерифа. Впрочем, не шерифа, а кого-то злого и безжалостного. Потом передала образ меня, идущего за ней.

– Думаешь, стоит идти?

Я закинул на ближайшую развилку все рюкзаки, прихватив их к ветвям веревками. Проверил револьвер, карабин, подумав, взял дробовик. Накоротке страшное оружие.

– Веди, Сусанина. – И я пошел вслед за сторожко шагающей голованой.

В кровь плеснуло привычной яростью охоты на двуногих. Так, в меру, чтобы в голове прояснилось и кровь разогналась.

Через километр я впервые услышал то, что слышала голована. Крики. И если бы Герда не передала мне, что это кричит человек, в жизни бы я в это не поверил. Ладно, идем вдоль берега небольшой спокойной речушки, вдоль нее далеко слыхать, вокруг уже лес, который неплохо гасит звуки, несмотря на кажущуюся тишину. Я уже научился не обращать особого внимания на свист ветра, шелест и шорох листвы и веток, тоже особо не реагирую на птичьи крики, лишь на некоторые.

Вновь крик. Что там такое, пытки, что ли? За службу мне много чего пришлось увидеть, и крики в эфире от боли и ужаса тоже слыхал. Но они обычно короткие, система жизнеобеспечения скафандра мгновенно срабатывает, обезболивая, а то и отправляя в сон пострадавшего. Правда, наркоз – это в основном гражданские, наш брат хватал нехилую дозу наркоты, блокирующей боль. И при этом сохраняющей относительную, конечно, ясность мыслей.

Здесь же нет ничего этого, и человек просто захлебывается от криков. Невозможно понять даже, кто кричит – мужчина или женщина.

Так, в таких нерадостных, но просветляющих сознание мыслях я за голованой подошел к довольно широкой тропе. Вдоль тропы было видно поляну на берегу все той же речушки, двух деловито собирающихся людей и висящего в воздухе голого человека. Впрочем, сообразил я, он не висел, его на кол посадили!

Додумал я эту мысль, ловя в прорезь прицела ближайшего ко мне человека. Вдох-полувыдох, выстрел. Один из палачей, недоуменно махнув руками, повернулся и осел кулем. А второй длинным кувырком ушел на край полянки, к кустам. Впрочем, меня тоже уже на дороге не было. Гильза, выброшенная из винтовки, еще не коснулась земли, когда я исчез с тропы, загоняя на ходу патрон в патронник. Короткой перебежкой метнувшись до мощного куста, залег за него и ужом пополз в неглубокой промоине. Началась игра – кто кого переждет, переползает, перехитрит.

Прислушиваясь к лесу, я вдруг понял, что у меня прибавилась еще пара глаз, при этом я стал видеть себя со стороны, резко улучшился слух – второй шел, тихо шурша палой листвой, параллельно мне метрах в ста. Про нюх я вообще не говорю: целый букет ароматов в голову влетел. У меня чуть голова не закружилась. Впрочем, я практически мгновенно адаптировал все это как указания на лицевом стекле скафандра и сообщения нейросети. Что-то похожее. Не так, совсем иначе, но смысл тот же. Тем более что Герда явно старалась мне помочь. Но фантастическое ощущение – разом мир вырос.

А зевать некогда, второй-то совсем не лыком шит, явно где-то служил. Видна школа, правда, не самая лучшая. Какая-нибудь пехота с окраинных планет. Но все равно движется правильно.

Опаньки, а вот еще один. Их трое было, не двое. Здоровенный лосяра, теперь меня совсем не удивляет, как они того бедолагу на кол взгромоздили. Топает от дерева к дереву, перебежками. В полный рост, едва пригнувшись. Винтовку держит привычно, а вот думать правильно не умеет, не учен. Не страшно, но подставляться не стоит, Герда меня на второго выводит аккуратно. Сначала он, потом гражданский.

Ползя вдоль линии кустов, я прямо наслаждался работой с напарницей. Герда явно залегла где-то под кустом и больше слухом, а порой и взглядом следила, вела моих противников. Они не знали, где я, а я точно знал, где они. Не война – наслаждение.

Перевернувшись на бок, вытащил револьвер, тихо взвел курок. И выстрелил в удивленное лицо второго, который выполз мне навстречу из-за кустов. Его тело не успело упасть, как меня рядом уже не было.

Третий замер у дерева, а потом не нашел ничего лучшего, кроме как начать звать напарника. Марселем его кликали, оказывается. Так и стоял, крутил винтовкой из стороны в сторону, пока я ему с сорока метров не прострелил голову. Тяжелая винтовочная пуля практически снесла верхушку черепа.

Итого – два минус точно, третий лежит на поляне, окровавленными руками держась за живот. Пока жив, но ненадолго.

Практически неслышно я вышел на поляну с обратной стороны, из-за все еще живой жертвы. Первый меня не видел, да и не слышал. Чтобы слышать, надо тише стонать и материться по-французски. Причем с жутким акцентом. Похоже, с «языком» мне не светит, а потому я просто выстрелил ему в затылок из кольта. Я не маньяк и не палач, мне лишние муки людские ни к чему.

Повернувшись к изрезанному мелко и неглубоко, но практически по всему телу, с изуродованным пахом, сидящему на колу, но все еще живому мужику, глянул в его измученные, но все сознающие глаза.

– Добей! – просипел мужик.

– Прости. – Я взвел курок револьвера и выстрелил ему в лоб. Ни к чему лишние мучения, пуля в сердце далеко не всегда убивает мгновенно, тем более в нынешние времена. Мало ли, может, имплант у него там какой. А вот разрушение головного мозга – верная смерть. Здесь, по крайней мере, скорой медицинской помощи поблизости нет, а с орбиты к нам явно не торопятся спускаться.

От этих мыслей в душе поплохело. Как там Лара? Вывели ли ее из комы, сумели ли восстановить мозговую ткань, нет ли неизлечимых последствий? Блин, взвыть захотелось.

ЫИИАА!!! Заревел на краю поляны маленький, но горластый ослик. Серый такой, длинноухий. В детстве, помню, на таком в цирке катался.

Герда вышла на полянку и укоризненно глянула на меня.