— Зачем понадобилось приглашать их на сеанс? — спросила Мария.

— Так Коля хотел. Он часто заводил разговор о потустороннем мире, и над ним все смеялись. Вот он и задумал им показать… Мария Степановна, может, зайдем внутрь?

— Да, но сначала договорим. Что случилось во время сеанса, Антип?

— Ну… Было кое-что. Когда мы спросили дух Сабурова, что с ним случилось, блюдце со стрелкой стало указывать на буквы. А буквы стали складываться в слово.

— Какое слово?

Антип передернул плечами и помедлил с ответом.

— Это было слово «убийство», — сказал он через несколько секунд. — Настя попросила дух материализоваться и указать на убийцу, но тут у Вики Филоновой сдали нервы, она схватила блюдце и запустила им в стену.

— Что было потом?

Антип пожал плечами:

— Да ничего. Стас Малевич и Жиров стали смеяться. Эдик Граубергер, уходя, обозвал нас идиотами. А Витька Бронников сказал, что было забавно, но если мы еще раз попытаемся сделать из него дурака, он вышвырнет нас в окно.

— А вы действительно все это подстроили? — осведомилась Мария.

Он опустил взгляд и уставился на носки давно не чищенных туфель.

— Лично я ничего не делал. А что касается Насти… Ее расспросить уже нельзя. Простите, но мне все же пора идти.

Антип попрощался и двинулся к двери. Мария его не задерживала.

2

В холле ГЗ Варламова увидела большой портрет Насти Горбуновой, перевязанный черной лентой.

Под ним, на журнальном столике, стояла большая фарфоровая ваза с цветами. Больше всего почему-то белоснежных кал. Их упругие белые чаши были похожи на уши, настороженно вслушивающиеся во все, что происходит вокруг.

— Думаю, это самоубийство, — услышала Мария за спиной звонкий девичий голос.

— Да, — отозвался второй, — скорей всего.

Мария оглянулась. В паре шагов от нее стояли две девушки.

— Вы ее знали? — спросила их Мария.

Девушки окинули ее любопытными взглядами.

— Да, — ответила одна из них.

— Она правда была сумасшедшей?

Девушки усмехнулись.

— Настя тусовалась с готами, а у них у всех крыша не на месте, — сказала вторая. — Они все помешались на смерти.

Варламова повернулась и заковыляла прочь от портрета, постукивая тростью о мраморный пол. За спиной у нее послышался громкий шепот.

— Кто это?

— Не знаю. Но судя по виду — ее мамочка.

— Или бабушка.

Девушки захихикали. Мария стиснула зубы и ускорила ход.

На кафедре был один Завадский. Увидев Марию, он нахмурился. Затем встал, выдвинул для нее стул, подождал, пока она сядет, а потом сел сам, держась очень прямо.

— Как вам у нас? — поинтересовался завкафедрой.

— Нормально, — ответила Мария, не желая вдаваться в подробности.

Завадский помолчал, уставившись взглядом в стол.

— Мария Степановна, вы, конечно, уже слышали о погибшей девушке?

— Да.

— Ужасная смерть. Впрочем, любая смерть ужасна.

Он вынул из кармана пиджака маленькую жестяную коробочку, открыл ее, достал леденец и бросил в рот.

— Бросаю курить, — объяснил Завадский, перехватив удивленный взгляд Марии. Затем хрустнул леденцом и спросил: — Я слышал, вы решили ставить «Гамлета»?

Мария кивнула:

— Да. Мы уже начали репетиции.

— По-моему, глупая затея. Зачем отвлекать ребят от учебы?

— Постановка — ее часть. Вы ведь сами хотели, чтобы они попытались осмыслить иной стиль мышления. То, что творится в мозгах у Гамлета, должно заинтересовать их.

— Вряд ли их заинтересует сумасшедший, которого гложут бесконечные сомнения. Они для этого слишком большие рационалисты. Говорят, вы уже подружились кое с кем из ребят.

— Я бы не назвала наши отношения дружбой.

Завадский кивнул в знак того, что понимает, о чем она говорит.

— Мария Степановна, у меня к вам просьба. Пожалуйста, не пудрите ребятам мозги рассказами о мертвецах и призраках. Они сейчас в самом начале пути. Разум молодого человека нестоек и податлив.

— Вы хотели сказать: открыт всему новому?

Завадский отрицательно качнул головой.

— Нет. Именно нестоек. И не нужно подвергать его… ну, скажем так: различного рода искушениям. Ребята выбрали для себя путь науки. Мне бы не хотелось, чтобы они сворачивали с этого пути. Я заведующий кафедрой и чувствую ответственность за судьбу каждого из них. Исходя из всего вышесказанного.

Мария вздохнула.

— Вы упертый традиционалист и консерватор.

— Да. Я традиционалист и консерватор. И скажу прямо: я не хочу, чтобы вы проводили со студентами больше времени, чем того требует учебный план.

— Максим Сергеевич, я не собираюсь с вами ссориться. И не собираюсь обсуждать с вами тему неформальных отношений между преподавателями и студентами. Уверена, что вам этого тоже не хочется.

Завадский нахмурился. Марии показалось, что на его смуглых скулах проступил легкий румянец.

— Странный у нас с вами разговор, — хрипло проговорил он и отвел взгляд.

Мария подумала, что Завадский похож на усталого пожилого льва, попавшего в ловушку и не знающего, как теперь из нее выпутаться.

— Ладно, — сказал он, вздохнув. — Не знаю, зачем я затеял этот разговор. На фоне произошедших событий он совершенно неуместен.

В кармане у Завадского зазвонил мобильный телефон. Завадский достал трубку, мельком глянул на дисплей и приложил ее к уху:

— Слушаю вас.

Мария встала из-за стола и, тяжело опираясь на трость (почему-то под его взглядом она особо остро почувствовала свою ущербность), двинулась к двери.

Выходя, она столкнулась с Викой Филоновой, которая входила на кафедру.

— Здравствуйте, Мария Степановна, — поприветствовала та, почему-то отведя взгляд.

— Здравствуй. Хотя мы уже, кажется, здоровались.

— Ах да… — Вика воззрилась на Завадского. — Максим Сергеевич, можно?

Завадский прикрыл телефон ладонью и спросил:

— У тебя что-то срочное?

— Да, — отозвалась Вика.

— Хорошо, входи.

Как только дверь за Марией закрылась, Вика Филонова прошла к столу, обошла стул, на котором сидел Завадский, и, встав у заведующего кафедрой за спиной, положила руки ему на плечи.

Завадский нахмурился и строго сказал: