На работе – очередная запендя с подключением коммуникаций к только что построенному жилому комплексу.

Пару раз к нам в гости приходит Калерия. Она приходила и раньше, но теперь меня заранее ставят в известность о ее визитах.

– Что ты делаешь сегодня вечером, Анюта? – вкрадчивым голосом спрашивает Ма.

– Уроки. – Я по-прежнему говорю то, чего она ждет от меня.

– Зайдет тетя Лера. Она давно тебя не видела. Присоединишься к нам?

Ма никогда ни на чем не настаивает.

– Зачем?

– Посидим. Посплетничаем по-девчоночьи.

– Ну, не знаю.

– Хотя бы чаю с нами выпьешь?

– Хорошо.

Чаепитие с Калерией проходит в обстановке полного взаимопонимания.

– Как дела в школе, Анечка? – ненавязчиво спрашивает Калерия после того, как они с Ма обсудили кучу вещей, включая нового Калериевского бойфренда. Бойфренд проходит по разряду «безусловного и поучительного опыта», вот они и не стесняются.

– Супер. Мои дела – супер.

– А учеба как?

– Супер. Вот, выдвинули на районную олимпиаду по алгебре. Но она совпадает по времени с олимпиадой по русскому. Городской. Не знаю, что выбрать.

Калерия подозрительно смотрит на меня и пожимает плечами.

– Так русский или алгебра? Вы бы что посоветовали, тетя Лера?

– Не врать! – взрывается Ма, впервые в жизни засовывая свою эмпатию куда подальше.

– Историю я тоже подтянула. Исправила с пятерки на сто двадцать два.

– Отправляйся к себе. – Ма все еще не в состоянии обуздать свой гнев.

Ма ведет себе непрофессионально. Очень жаль.

– С физкультурой все тоже очень хорошо. Освоила прыжки в высоту. Это меня мой… э-э… бойфренд натаскал.

– Не испытывай мое терпение, Анюта!

– Вы что, мне не верите? – Я перевожу взгляд с Ма на Калерию и обратно. Щеки и шея Ма покрыты румянцем, затмевающим веснушки. С Калерией никаких видимых изменений не произошло. – Могу показать дневник…

– Что ты такое несешь?! – Из красной Ма становится бордовой. – Какой еще бойфренд?

– Обычный. Его тоже показать?

– По-моему, нужно успокоиться. – Калерия совершает довольно энергичные пассы, как если бы дирижировала симфоническим оркестром. – Вам обеим.

– А я чего? Я спокойна. Вот только покурю – и стану еще спокойнее. Вы еще не бросили курить, тетя Лера? Угостите сигареткой?

– Во-он!! – орёт Ма.

Дурдом. Калерия должна чувствовать себя в своей тарелке.

Прежде чем уйти, уже стоя в прихожей, она советует Ма драть меня, как сидорову козу, офицерским ремнем, желательно – его пряжкой. Причем драть строго по расписанию, перед завтраком и после ужина, выходные и праздничные дни – не исключение. Иногда это – последний довод королей, когда все остальные средства исчерпаны.

Ма, несомненно, королева.

Слушать врачебные рекомендации Калерии мне не особенно интересно, и потому я плотно закрываю дверь в свою комнату. Через пятнадцать минут в нее скребется Ма, вновь обретшая способность к эмпатии.

– Анюта?

– Да.

– Тяжелый выдался вечерок, нет?

– Обычный.

– Я была неправа. Прости, детка. Мы давно не говорили…

– Совсем недавно говорили.

– Может быть, дашь мне еще одну попытку?

– Конечно.

Вошедшая в комнату Ма – воплощенное спокойствие.

– Показательные выступления тебе удались, Анюта.

– Тебе тоже, Ма.

– Честно говоря, я не против эпатажа, дорогая. Но. Для него необходимо время и место, чтобы весь этот… мм-м… перфоманс не выглядел убого. Ну, и чувство меры никто не отменял.

– Так это же эпатаж! Чувство меры ему противопоказано.

– Возможно, ты и права. – На щеках Ма снова проступает румянец. – Но вопрос в том, кого ты решила эпатировать. Мы с тетей Лерой – не твоя целевая аудитория.

– Ну да. Ты права. Надо было потренироваться на Тёмке.

– Предлагаю остановиться.

– Хорошо.

– А теперь скажи… Что это за разговоры о бой-френде? У тебя появился мальчик?

– Ты против?

Ма устраивается в моем кресле у стола и забрасывает ногу на ногу. Блокнот и ручка – вот чего ей не хватает для начала операции по извлечению гадости из моего подсознания.

Слой за слоем.

– Почему я должна быть против? Вовсе нет. К тому же тебе скоро четырнадцать.

– Как Джульетте. Ага.

– И… кто же Ромео? – Самообладанию Ма можно позавидовать.

– Ты его не знаешь.

– Так познакомь нас, дорогая. Я буду рада видеть его в нашем доме.

– Ну… Со временем. Может быть.

– Хорошо. Надеюсь, про сигареты ты упомянула для красного словца.

Я молчу. Так долго, что в глазах Ма начинает нарастать тоска по офицерскому ремню. Мне ничего не стоит сказать ей то, что она так хочет услышать.

Но я молчу.

– Я задала вопрос, детка.

– А… можно я тоже задам вопрос?

– Конечно.

– Как ты относишься к бабушке?

Брови Ма ползут вверх, а веснушки темнеют. Меньше всего она ожидала от Анечко-деточко такой подставы.

– Сложно, – наконец произносит Ма. А потом добавляет: – Сложно, но уважительно. Она, безусловно, незаурядный и яркий человек.

– А по-моему, она сволочь. И никого в грош не ставит. И лучше было бы, чтобы она сгорела в аду.

– Анюта! Прекрати немедленно!

– Но ты ведь тоже так думаешь. Разве нет?

Именно так Ма и думает, я знаю это точно. Она столько раз высказывала Папито неудовольствие его семьей. И главой этой семьи. Не было случая, чтобы Ба не унизила тех, кто попадает в поле ее зрения. И Ма – первая в этой бесконечной очереди на унижение.

– Нет. Я так не думаю.

– Значит, незаурядный и яркий человек? Достойный уважения?