Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Знаете, Роза Васильевна, мы сегодня не будем отвлекать вас от дел, – пробормотала я.
– Да какие у меня дела? – удивилась Роза Васильевна. – Я ужин приготовила, пропылесосила. С удовольствием вас с Даночкой послушаю, отдохну маленько.
– Кажется, будет лучше без вас, – не глядя ей в глаза, пробубнила я и добавила: – Простите.
Повисла пауза.
– Да? – сказала Роза Васильевна странным голосом.
Будто она хотела сказать не «да», а что-то другое, но сдерживалась. Я мысленно взмолилась: «Отстаньте, отстаньте от нас, пожалуйста!»
Но Роза Васильевна не отступала.
– А раньше просили посидеть, – напомнила она с обидой.
– Да, – выдавила я, – но теперь все в порядке.
– Мы без тебя справимся, Розочка, – подала голос Дана.
Роза Васильевна заморгала. Потом опустила голову, сощурилась и склонилась рядом со мной: углядела комочки грязи, насыпавшиеся с моих ботинок.
– Не нужна Розочка… – протянула она негромко. – Совсем не нужна!
– Нужна! – воскликнула Дана и, раскинув руки, шагнула к Розе Васильевне, но та, разогнувшись, схватилась за поясницу и простонала.
– Розочка, тебе больно? – испуганно спросила Дана, опуская руки.
– Давайте я сама подмету? – предложила я.
Роза Васильевна, мотнув головой, снова наклонилась, ворча под нос:
– Много вы можете сами!
– Я могу, – примиряюще сказала я. – Где у вас швабра?
– Много вы вычистите той шваброй, – последовал ответ, после которого Роза Васильевна, поплевав на ладонь, принялась собирать с пола грязь руками!
Я швырнула рюкзак в угол. То есть я не собиралась швырять его, так само вышло. Он соскользнул у меня с плеча. Роза Васильевна повернула голову и задержала взгляд на упавшем рюкзаке.
– Пошли, Дана, – сказала я и взяла девочку за руку.
– Учебники вам не нужны, что ль? – спросила Роза Васильевна, кивнув на рюкзак.
– Нет, я беру только телефон, – пояснила я и, чтобы Роза Васильевна не решила, что я играю все занятие в телефонные игры, добавила: – Мы будем песню учить.
– Дана не поет у нас, – отозвалась Роза Васильевна.
«Ну конечно, – подумала я. – И учителей ваша Дана выгоняет одного за другим, и не поет. Посмотрим!»
Когда мы закрыли за собой дверь, я прислонилась к стене и съехала по ней на пол. Я так устала… Столкновение с Розой Васильевной отняло последние силы. В животе бурчало от голода.
– Хочешь марципан? – спросила Дана.
Я открыла один глаз. Она стояла рядом со мной на коленках и протягивала на ладони кубик, обернутый в ярко-красную фольгу.
– Спасибо. Ты добрая.
– Хочется играть скорее, – призналась Дана.
– Погоди, – буркнула я, разжевывая приторно-сладкую конфетину и вытаскивая из кармана брюк телефон. – Я тебе принесла одну песенку.
– Я не пою, – сообщила Дана серьезно.
– Твоя няня так считает, – еле сдерживая раздражение, произнесла я.
– Не только…
– А кто еще?
Дана пожала плечами.
– Ладно, неважно, – проговорила я, перебираясь поближе к кровати и запуская под нее руку, чтобы вытащить коробку с мышами. – Нашим мышкам надо выступать сегодня.
– На сцене?
У Даны загорелись глаза. «Ага, – подумала я, – что, съели, Роза Васильевна?»
– Конечно, – кивнула я. – Сценой будет твой столик.
Тащи его сюда.
– Нет, пусть под кроватью пляшут, – пугливо обернувшись на дверь, сказала Дана.
– Тогда поставь столик с другой стороны кровати, – распорядилась я. – Его не будет видно от двери.
– Точно? – усомнилась Дана.
– Claro que sí, – подтвердила я.
Дана не стала спрашивать, что это значит. Поднялась, направилась к столику. Но стоило нам разместить на нем семейство Ратон и даже пригласить в зрители пару фарфоровых кукол с жутким застывшим взглядом, как Дана распорядилась:
– Только никакой музыки.
– Как же плясать без музыки?!
– А вот так!
И Дана заставила мышонка прыгать по столу.
– Это не то, – тихо возразила я.
– Никакой музыки!
– Дана…
Мы обе стояли на коленях перед столиком, и я развернула ее к себе.
– Дана, я понимаю, что ты не хочешь петь. Я это помню.
Я просто включу песню. Веселую. И мыши под нее станут танцевать. А петь не нужно будет.
Дана молчала.
– Я на твоей стороне, – зачем-то сказала я.
Тогда Дана неохотно кивнула. Я нашла на экране телефона нужную папку. Пальцы у меня так и прыгали мимо иконки «Моя музыка». «Пу-ру-рум-пум-пум-пум-пум», – послышалось из динамиков, и детский голос запел:
– Ратон! – узнала Дана. – Это же «мышь»!
– Ага, – кивнула я и принялась подпевать, хотя сама всегда очень стесняюсь своего голоса и уверена, что на ухо мне наступила вся медвежья семья, включая двоюродную бабушку.
Дана как была крепким орешком, так им и осталась.
На провокацию не поддалась, губ не разжала. Даже не покачивала головой в такт музыке. Если бы мне не надо было учить ее, я бы восхитилась ее упорством. Но меня оно только расстраивало.
«Может, веселые песенки помогают учить язык каким-то другим образом? – мучительно размышляла я в то время, пока Дана занималась привычными мышиными действиями, бормоча под нос corre, sentaos, mira… – Может, эти песенки должны веселить преподавателя? Давать ему надежду, что все в порядке, все поправимо и на самом деле не грустно, а весело?»
Даже если так, сеньору Мартину, у которого под пуговицей жил ма-а-аленький мышонок, не удалось меня развеселить. Я что-то отвечала Дане, улыбалась и кивала, но все мои мысли были об одном: как заставить ее петь?
Ближе к концу урока Дана вдруг снова выставила мышей на сцену и что-то прогудела. Я затаила дыхание. Не замечая моего волнения, Дана почесала голову, потом подняла с пола платьице мамы-мышки, которое сняла незадолго до этого, потому что мыши «отправлялись купаться», надела его на сеньору Ратон и снова прогудела мелодию. Мое сердце так и подпрыгнуло. Мелодия была та самая!
– Debajo un botón, on, on, – негромко проговорила я, и Дана, оставаясь на месте, сидя вполоборота ко мне, раскрыла рот.