«Колбасы, начинённые мясом каплуна, рагу из оленьего мяса, бараньи ноги, приправленные шафраном, кабанье мясо с изюмом и сливами, заяц, кролики, всевозможные птицы, пироги с мясной начинкой, соус из варёной моркови, шпинат…» и это только первая страница. Я-то честно думала, что это на месяц. Оказалось, на сегодня. В общем, остановились на том, что я буду «как все», а не «отдельный стол для язвенников и трезвенников». А меню пусть утверждает Его Явно Нелюбящее Пожрать Величество.

И пока я пою, зеваю, качаю ногой, обкусываю заусенцы и разглядываю ногти, пирамида имени Памяти первого полёта на Луну на моей голове плавно превращается… плавно превращается в аккуратно уложенную причёску «а ля Грейс Келли», а, слава Огу, не в шорты.

И ровно, когда Марго втыкает последнюю шпильку, закрепляя сеточку с жемчугом, является… нет, не лекарь. Генерал Актеон.

— Миледи, — склоняет он седеющую косматую гриву по-военному, а потом так же резко, не поднимая глаз, кивает: — Маргарита!

— Ваше Превосходительство, — приседает в поклоне Марго и выскакивает за дверь с такой поспешностью, пока я встаю, а он расшаркивается в любезностях, что заставляет меня нервно сглотнуть и присмотреться к грозному генералу, который, (ущипните меня!) провожает её взглядом.

Нет, Взглядом! Потому что я безошибочно узнаю его, этот тоскливый, мучительный, болезненный, который невозможно спрятать ни под какой суровой маской, Взгляд Безнадёжно Влюблённого Мужика.

— Генерал, — прихлопнув свою открытую от удивления варежку, предлагаю я ему присесть.

— Нет, нет, спасибо! Я не задержу вас долго. Простите, что без приглашения, Ваша Милость. И не знаю, уместно ли это, но я хотел бы извиниться.

— Ваше Превосходительство, я вас задержу, — настырно разворачиваю я стул рядом со столом. «Садись, зараза! Сейчас я тебя буду очаровывать. Или мучить. Как пойдёт», — всё же вынуждаю я его притулить пятую точку, а сама опираюсь на массивную спинку второго стула: — Так за что вы хотели извиниться, генерал Актеон?

— За это, — показывает он на себе, сходящий и надёжно припудренный синяк на моей скуле. — Простите великодушно, миледи. Это была вынужденная мера.

«Ай-яй-яй! Девушку по лицу. И где вас только учат этому?» — качаю я головой. А вот Его Непогрешимость не позволил себе ударить меня в ответ, хотя я ну очень сильно напрашивалась. За что, конечно, плюсик ему в карму. Но то король, а что возьмёшь с неотёсанного вояки, да в полевых условиях? Не гардемарин вы, Барт Медведьевич. Не гардемарин!

— Надеюсь, я дала вам надёжный отпор? — изучаю я его мужественное, грубоватое лицо.

— О, да, — закатывает он рукав рубахи, показывая багровый укус. — Не знаю, кто учил вас драться, миледи, но одному из моих людей пришлось прикладывать лёд, и вовсе не к глазу, — смущённо покашливает он.

Ну что, Катька? Респект и уважуха! И чем больше я узнаю про эту бойкую девчонку, тем сильнее она мне нравится.

— Бедняжка, передайте мои соболезнования его жене, — притворно вздыхаю. — К сожалению, тогда это ещё была не я. Но, если узнаете имя этого мастера рукопашного боя, скажите, я тоже возьму у него уроки, — заставляю я улыбнуться генерала. — Ваше Превосходительство, извинения приняты. Может, вина? — сама наполняю я для него бокал.

— Нет, благодарю, миледи, — слегка отстраняется он от стола.

— Понимаю, эти дамские напитки, с утра, — небрежно машу рукой и наливаю себе ненавистной воды.

— Нет, нет, я не это хотел сказать, — но пока он виновато отнекивается, я всё же вручаю ему бокал.

— Тогда за прекрасных дам? Ведь это единственное за что стоит пить, правда?

— За прекрасных дам пьют стоя, — поднимается он и всё же делает мне уступку и глоток. Хм, он серьёзно думал «нет, нет» меня остановит?

— А я выпью за офицеров, генерал Актеон. За благородных боевых офицеров.

— Зовите меня Барт, — вытирает он тыльной стороной ладони усы.

— Катарина, — пожимаю его мощную ручищу.

— Или лучше вашим родным именем? — прищуривается хитрец.

— Её Милость миледи Катарина, жена короля Абсинтии, герцога Литрума, Георгиуса Рекса Пятого, — величественно кланяюсь я, чтобы доложил там своему Величеству, что, если что, умею я и с реверансами, и с притопом, и с прихлопом, и в присядку. — Это и есть моё имя, Барт, — улыбаюсь я.

— Как там у вас говорят? — поднимает он палец. — Конституция?

— Конспирация, — смеюсь я. И он тоже довольно улыбается. Он хоть и мужлан, но блин… настоящий же полковник! — А скажите, Барт, почему к королеве здесь обращаются Ваша Милость, а не Ваше Величество?

— Потому что Величеством может быть только король, а от его жены именно этого и ждут: быть милосердной, заботливой, добродетельной, великодушной, сострадательной. Одним словом — Милостью.

— А остальные титулы? Я как-то больше по сериалам, не по истории, но ваши обращения совсем как те, что приняты в нашем мире, — делаю я ещё глоток ненавистной воды, от которой уже скоро заквакаю.

— Ну, вы же слышали, — снова улыбается он в усы. — Феи натаскали в этот мир столько всего из вашего, что, мне кажется, вам будет просто в нём освоиться, если придётся задержаться.

А мне придётся? И даже не знаю, случайно ли он «предположил» или намекнул. А я расстроилась сейчас или обрадовалась?

— И всё же многое мне совершенно непонятно. Но если бы вы согласились мне помочь разобраться, — хлопаю я ресницами. Надеюсь, я выгляжу достаточно беззащитной?

— Всегда к вашим услугам, миледи, — кланяется он.

— Вы так добры, — вздыхаю я. — Я очень на вас надеюсь, Барт. Её Светлейшиство леди Маргарита тоже кладезь полезной информации. И я очень благодарна Его Величеству, что позволил её оставить, но… она так далека от государственных дел. Я же правильно поняла, как нужно обращаться к маркизе?

— Да, Ваша Милость, — и не дрогнул он. — Но простите за поправку: титул за Маргаритой де Амвон, увы, сохранился только номинально, можно сказать, для слуг. — «И для унижения, и ежедневного напоминания о том, как низко она пала, хоть ни в чём и не виновата», — добавляю я про себя. — На самом деле маркиза утратила право им обладать, как и появляться в свете, как и носить платья с закрытыми плечами, в отличие от благородных дам, вместе с разводом. А порядок семейного и наследственного права находится в ведении Святой Церкви. И даже монархи обязаны его соблюдать.

И даже не знаю что меня бесит больше… но указывать девушке прикрывать ли ей плечи! Ры-ы-ы….

— Это… — отставляю я кубок, от возмущения не находя слов, кроме матерных. — Выучите ещё одно слово, генерал: это мудацкая женоненавистническая херня, дающая богатую почву для возмутительных злоупотреблений.

— Я знаю это слово, миледи, — понижает он голос, — оно звучит как… «закон».

— И конечно, вы популярно мне объясните, за что ещё, кроме подобных высказываний, мне могут отрубить здесь голову?