Для Баловня подъёмы и спуски были привычны: так устроены ипподромы Франции, где он выступал больше года.

Он ровно вёз наездника в гору, почти не сбавляя скорости. Так его обучил Палыч. Хоть умри, но вымахай на вершину первым, чтобы свободно и легко нестись вниз, едва сдерживая качалку с ездоком. Тут нужна осторожность, иначе качалка понесёт, собьёт с рыси на галоп и перевернётся.

Машка заработала ещё один удар кнутом. Уже из последних сил она вынеслась на вершину дороги. Баловень наступал ей на пятки. Дальше был крутой спуск. Машка пошла вразнос. Двуколка сама понесла её вперёд, заставляя увеличивать скорость. Она летела со всех ног вниз, подчиняясь неудержимой силе. Симонов бросил вожжи и вцепился в сиденье руками. Казалось, двуколка вот-вот опрокинется. Она кренилась по сторонам, подпрыгивала на неровностях дороги, лязгала и стучала.

На спуске Баловень притормозил, выровнял двуколку, медленно набирая ход. Машка была ещё впереди. Она выскочила на ровную дорогу почти обессиленная. Изо рта шла густая пена. Галоп был неровный, с каким-то подскоком, приплясом. Голова была опущена. Она глядела в землю испуганными, виноватыми глазами.

Баловень с лёгкостью пронёсся мимо Машки к финишу. А Машка выбилась из сил. Она подрагивала головой, тонко, жалобно ржала. От усталости она перешла на мелкую рысь. Удары сыпались на её спину.

— Опозорила перед людьми! — кричал Симонов.

Кобыла не слышала его и не замечала. Она кое-как плелась под градом ударов. Её пошатывало, ноги заплетались, безумные глаза, казалось, ослепли. Она шагала по дороге неровно, постоянно выезжала на обочину, стараясь остановиться и отдышаться. Ездок не разрешал. Он вертел вожжами, выправляя лошадь на дорогу. Временами кобыла пыталась скакнуть, но только поднимала передние ноги. Она широко открывала зубастый рот, откуда доносилось хриплое, прерывистое дыхание. Вдруг она вздыбилась. Она словно осматривалась вокруг. Голова её поворачивалась то влево, то вправо. Будто кого-то искала. Потом стала медленно заваливаться набок. Люди прибежали на помощь. Они надрывались, пытаясь поставить Машку на ноги, но она снова валилась, хрипя и уже вращая мутными, невидящими глазами. Послали за ветеринаром. Но было поздно. Лошадь загнали.

Директор поставил перед Баловнем целую корзину мытой сочной моркови. Рысак захватывал губами по одной морковке и аппетитно хрустел. Симонов выставил директору ящик коньяку, а деревенским — ящик своей водки без акцизных марок, чтобы не платить налоги. Люди глотали водку молча. Праздник был испорчен. Все ощущали себя, словно на поминках.

Симонов торговался с директором, чтобы купить Баловня. И в конце концов выложил такую сумму, что директор не устоял.

Водочный король прикупил Баловня, чтобы тот прославлял его на Московском ипподроме и зарабатывал деньги. Уже шёл разговор о призе Симонова для лошадей старшего возраста орловской породы. Он договорился с начальником конюшни Палычем, что привезёт ему резвую лошадь, чтоб тот опробовал её на беговой дорожке. К тому же у Палыча оказался свободный денник.

Через неделю Баловня погрузили в фургон и привезли на ипподром. Когда Баловня выгрузили из фургона, сбежались все наездники и конюхи.

— Баловня нашли! Баловня привезли! — кричали все вокруг.

Палыч прибежал к рысаку, обнял его за шею и заплакал. Он не стеснялся своих слёз, словно просил у него прощения. Баловень признал его. Он весело заржал, забыв все обиды. Он и сам был рад, что снова оказался дома. Палыч предложил ему ломоть хлеба с солью. И тогда Баловень окончательно поверил, что он в своей конюшне, где скоро встретит Катушку.

Пришёл даже директор ипподрома. Он пожал Симонову руку.

— Спасибо за содействие, — сказал он.

— Я за него бабки заплатил, — напомнил Симонов.

— Много? — спросил директор.

— Много, — ответил Симонов.

— Значит, большое спасибо, — сказал директор.

— Не отдам, — заартачился Симонов.

— А в милицию хочешь? — спросил директор и, на всякий случай, подмигнул конюхам. Те плотным кольцом окружили Симонова.

— Заходите, будем рады. Устрою в личную ложу, — сказал директор.

Палыч записал Баловня в заезд, чтоб испытать его после долгого простоя, но в дирекции ипподрома рассудили иначе. Сочли, что пора жеребцу на покой, на конный завод. Чтоб пошло от него сильное племя.

Конный завод был на берегу Оки, среди заливных лугов. Как-то ранним утром лошадей выгнали в поле. На траве искрилась роса, которая гасла под ударами конских копыт. У табуна был вожак — старый жеребец Помпей. Он сразу приметил Баловня. Предстояла схватка за первое место. Не на беговой дорожке, а в табуне. Орловский рысак Помпей был вороной масти и крупнее Баловня. Он подскочил к Баловню и громко воинственно заржал. Баловень ответил на вызов, приподняв передние копыта. Кобылы испуганно отбежали в сторону, наблюдая за схваткой.

Жеребцы помчались навстречу друг другу. Чтобы не столкнуться лбами, они вскинулись на дыбы, стараясь врезать друг другу передними копытами в грудь. Помпей был выше, его ноги были длиннее. Он первый припечатал Баловня копытом. Удар был сильным. Сердце Баловня заколотилось, перед глазами побежал туман.

Лошади вновь разбежались. Перед столкновением Баловень вдруг отпрыгнул в сторону и обрушился на Помпея передними копытами. Помпея качнуло. Он едва удержался на ногах. Но сдаваться не собирался. Помпей развернулся и понёсся на противника. Оба жеребца взмыли на дыбы, переплелись ногами. Они кусали друг друга. Их громкие голоса разносились на всю округу. Расцепившись, они разбежались, чтоб вновь схлестнуться в поединке.

Баловень с ходу набрал скорость. Его воинственное ржание было могучим и сильным. Это был голос победителя. Помпей тоже увеличил ход, но, видя, какая мощь и сила несутся ему навстречу, растерялся. А когда Баловень был от него в трёх метрах, развернулся и побежал. Баловень преследовал его по полю и угнал из табуна. Он стал вожаком. Кобылы сгрудились и нетерпеливо перебирали ногами. Баловень поспешил к ним. Важно и неторопливо прошёлся перед ними. И вдруг разглядел Катушку. Она робела к нему подойти. Впервые Баловень увидел её не через щели в деннике, не на беговой дорожке, где они сражались. Впервые он встретил её свободной.

Он подошёл к ней, опустил свою голову на её шею. Катушка смиренно разглядывала его с удивлением и трепетом. Никогда ещё они не стояли так близко. Она всегда тянулась за ним на беговой дорожке, но никогда не одержала над ним победы. Но сейчас ей показалось, что вновь звякнул колокол. Она устремилась по полю, нарезая круг. Баловень видел, как красиво и быстро она бежит, как её светло-серая кожа сливается с белыми ромашками. Они бежали по кругу. И этот круг был для рысака самым счастливым из всех его победных кругов.