Дом Кочиных был темным. Только горело окно кабинета Олега Петровича.

– Интересно, где все? Лидия Александровна, Анастасия… – с тревогой спросила Аля, – такого никогда не было. Лидия Александровна всегда допоздна в доме остается. Папа без нее не может.

– Может, это к лучшему. Проще объясниться, – сказал Сергей, покашливая. Было видно, что он очень волнуется.

– Перестань. Никто ничего нам не сделает. Мы взрослые.

Их заметили из домика охраны, калитка бесшумно открылась, и они ступили на безукоризненно почищенную дорожку.

– Давай сделаем так – я начну говорить первой, а потом…

– Нет, – решительно сказал Сергей, – говорить буду я. Один.

– Ты не понимаешь, – горячо зашептала Аля, – я папу хорошо знаю…

– Аля, как ты не понимаешь! Это не вопрос дипломатии, это вопрос принципиального согласия.

Они вошли в дом, разделись и отправились в гостиную. Вокруг было тихо.

– Да где же все! – воскликнула Аля и прокричала: – Ау, люди!

На этот ее зов появилась Оксана. Она с интересом оглядела Сергея, чем вызвала раздражение Али. «Кажется, я отлично понимаю, почему Анастасия терпеть ее не может! Что за бесцеремонная особа!»

– Добрый вечер! – Оксана наконец оторвала взгляд от Сергея. – Никого нет. Почти. Лидия Александровна отпросилась. Поэтому, если будете ужинать, я накрою на стол. Только скажите где? В столовой? В гостиной?

– Пока нигде, – махнула рукой Аля. – Где папа? В кабинете?

– Да, работает.

– Хорошо, мы к нему поднимемся. Пошли. – Она тронула за рукав Сергея.

Оксана с любопытством посмотрела им вслед.

Олег Петрович был очень обеспокоен. Он сидел за столом, перед ним были разложены бумаги. Но Кочин на них даже не смотрел. Он смотрел в темное окно, как будто бы во мраке зимнего вечера можно было найти ответы на вопросы, которые так его волновали. Он был рад, что Лидия Александровна отпросилась, что Анастасия задерживается в Москве, а Аля на занятиях. Присутствие близких ему людей осложнило бы и без того напряженную ситуацию. От Олега Петровича, от его решений и поступков сейчас зависели все эти люди. Не проходило и дня, чтобы Кочин не думал о предстоящих разборках с акционерами. И хотя до апреля еще было долгих четыре месяца, Олег Петрович пытался сделать все, чтобы спасти компанию. Дело осложнялось тем, что согласно уставу компанию руки у него были связаны. Он в одиночку не мог предпринять какие-либо важные шаги. Устав писался тогда, когда акционеры, включая Кочина, не враждовали друг с другом.

Олег Петрович понимал, что его семья, близкие и зависящие от него люди не погибнут от голода и не лишатся крова, но при неблагоприятном стечении обстоятельств, не найди он правильного решения, их жизнь круто изменится. А Олег Петрович, человек ответственный, давал себе слово заботиться о тех, кто рядом с ним. Кочин, сибарит и любитель красивых вещей, сейчас волновался не только о семье, но и о тех, кто помогал ему, делал его жизнь удобной и комфортной. О людях, которые охраняли его дом, о поваре Артемии, Лидии Александровне, его незаменимой и душевной домоправительнице. На душе было тяжко – по всему выходило, что его переиграли. Так всегда бывает: предатели воспользовались инструментами, которые Кочин никогда в жизни не пускал в ход. Олег Петрович понимал, что где-то им была совершена ошибка – то ли поставил не на тех людей, то ли просчитался в тактике. Теперь было не так уж и важно, главное – найти выход было невозможно и потери были неизбежны. Грустно, когда рушится то, что строилось долго, упорно и тщательно. Грустно, что такой, казалось бы, крепкий фундамент зашатался. Этот самый важный апрель маячил впереди не как прелестный долгожданный весенний месяц, а как что-то неотвратимо жестокое и печальное. Конечно, он предпринимал шаги, но чем больше суетился, тем больше убеждался, что требуется больше времени. «Год. Вот время, которое меня бы спасло. Или какое-нибудь чудо», – подумал Олег Петрович и бесцельно переложил бумаги с места на место. «Интересно, если Анастасия узнает, что дела мои плохи, согласится ли выйти замуж? – мелькнуло у него в голове, и тут же он одернул себя: – Что это я так о ней? Она человек постоянный и верный!» Кочин встал и прошелся по кабинету. В доме было тихо, и только какие-то звуки доносились снизу. «Господи, кто это? Неужели в покое нельзя побыть!» – подумал Олег Петрович. А в это время открылась дверь и показалась Аля. Вслед за ней в кабинет вошел тот самый соседский сын Сергей Батенин. Олег Петрович побагровел.

– Здравствуй, Аля, – кивнул он дочери, повернулся к Сергею и сухо осведомился: – Чем обязан?

– Папа, что это ты сидишь один? – поинтересовалась Аля, словно не замечая тона и враждебного выражения лица.

– Работаю, – отрезал Кочин и опять уставился на Сергея, требуя объяснений.

– Олег Петрович, извините, но я хотел бы с вами поговорить.

– Понимаете, я вот совершенно не хочу с вами разговаривать. И более того, я просил, чтобы вы не появлялись у нас.

– Я помню, – с достоинством сказал Сергей, – но, к сожалению, ваше требование сейчас невыполнимо.

– Что?! Вы понимаете, что…

– Я понимаю, что мы с Алей поженимся. И не могли не поставить вас в известность.

Кочин почувствовал головокружение. Он не был слабым человеком, и нервы у него были крепкими. Но сейчас, в довершение ко всем бедам и проблемам, обрушилась эта новость.

– Папа, это еще не все! – вступила Аля. Щеки у нее горели.

– Не все! – эхом откликнулся папа.

– Папа, ты дедушкой станешь.

– Как?!

– Как дедушками становятся?! – рассмеялась Аля. Она вдруг потеряла страх – отец ее любит, а потому немного покричит и успокоится!

– Что-то я ничего не понимаю! Ты, Аля, и этот… – Олег Петрович ткнул в Сергея пальцем, – и этот… Вы… Вы… между вами…

– Папа, мы давно встречаемся, только тебе не говорили. Ты же так упрямо не хотел ничего слышать. А это глупо. Та история – это одно, а мы – совсем другое. И нельзя же переносить гнев с виноватого на невиновного! Папа, я люблю Сергея. И он меня любит.

Кочин перестал бегать по кабинету и сел за стол. Его лицо было спокойным, и только по румянцу на щеках Аля догадалась, что отец рассердился пуще прежнего. «Ого, кажется, только хуже стало!» – подумала она, но тут проявился ее характер, кстати сказать, отцовский.

– Папа, ничего плохого не произошло. Так должно было быть, и если бы мама была жива, она бы все поняла!

– Не смей маму вспоминать! Не так она тебя воспитывала! И она бы никогда не поняла твоего поступка!

– Почему ты так думаешь? – тихо спросила Аля.

– Потому что она была приличной женщиной! – выпалил Кочин. Фраза была больно уж мелодраматической. Но дочь этого не заметила. Аля ухватила суть, но не оттенок.

– То есть ты считаешь, что я неприличная женщина? А Анастасия, которая встречается с тобой и иногда живет в этом доме, женщина приличная.