кусок? Уж скучил той он пищей.

           Скупой живет, как нищий;

           Все деньги заключил

В неволе у себя, без прибыли народу,

Без пользы и себе, ест хлеб и пьет он воду.

    Детина ту тюрьму хотел освободить

    И бедных пленников на волю испустить,

Старается о том и денно он и нощно,

Влюбился в денежки детина и заочно;

    Желает страстно он мешки пересчитать,

    И стал он наконец любовник, а не тать,

           Имея сердце нежно,

           Старается прилежно.

           Детина был удал;

Он, время улуча, желанье исполняет:

Взял деньги, а мешки песком все наполняет,

           А деньгам волю дал;

Старик еще сего несчастия не знает,

Мешки свои с песком за деньги почитает.

    Но некогда он класть проценты вскрыл сундук,

    Поворотя мешок, не тот услышал стук,

Кой прежде в нем бывал. Старик тут удивился,

Вскричал: «Ахти, пропал, я денежек лишился!»

          В беспамятстве упал.

          Опомнясь, и в тоске, у петли уж стоял:

Он с деньгами хотел и живота лишиться.

Детина тут сказал: «Доколь тебе крушиться?

          Невозвратимо что,

          Жалеть о том почто?

Престань, одумайся, прерви рыданье слезно,

Ведь деньги у тебя лежали бесполезно.

          Богатства для тебя довольно в сундуке,

          И надобность одна — что в деньгах, что в песке».

ДЕТИНА И КОНЬ

     Детина на коне, имея ум незрелый,

                   Скакал день целый

                Во всю коневью мочь.

                   Приходит ночь,

                Лошадушка устала,

                Скакать потише стала

                   И шла шагóм.

     Внезапно с стороны набегли воры.

Детина — трус сражаться со врагом;

                Дает лошадке шпоры

                   И плетью бьет.

                Лошадушка нейдет

                И говорит детине:

                «Моей уж мочи нет,

Хоть бей, хоть нет меня по спѝне;

    Когда б ты давеча умел меня беречь

                И не давал мне муки,

Не отдала б теперь тебя ворам я в руки».

      Читатель, примечай, к чему моя здесь речь:

Кто в юности свои пороки побеждает,

Тот в старости свой век покойно провождает.

СОРОКА, ГАЛКА И СОЯ

Сорока с Галкою нашли кусок добра,

                   Мешочек серебра,

                   И, сидючи, щекочут,

   Друг другу уступить не хочут.

   Так ѝдет спор у обоѝх.

   Летела Соя мимо их,

                   Спустилася проворно.

«О чем, сестрицы, так вы спорите задорно?»

   Сорока с Галкою сказали ей в ответ:

                   «Сестрица, ты наш свет,

                         Дружочек,

                   Нашли мы сей мешочек,

   И нам принадлежит он обоѝм,

                   А разделить мы не умеем —

                   Затем и спор имеем».

                   Сказала Соя им:

                   «Голубушки сестрицы,

                   Разумные вы птицы,

                   Обеих вас люблю,

Позвольте мне, я вас обеих разделю;

Скажите правду мне и не утайте дела:

Которая сперва к мешочку прилетела?»

   Тут обе говорят пред Соей: «Я сперва

                   К находке прилетела».

«Так мне не разобрать, сестры, меж вами дела,

   Вспорхните ж вы отсель и сядьте на древа,

И коя прилетит при мне к находке прежде,

Той будет серебро». Вспорхнули в той надежде,

   Но Соя к серебру полакомее их;

   Схватя мешок и сестр оставя обоѝх,

       Внезапно улетела,

А дело их решить по времени хотела.

   С того часá между людей несется речь,

   Что должно серебро от этих птиц беречь,

Которые по всем домам теперь летают,

И если деньги где на окнах обретают,

              Себе хватают,

Затем что их они своими почитают.

СУЕВЕРИЕ

     Когда кокушечки кокуют,

     То к худу и к добру толкуют.

Старухи говорят: «Кому вскричит сто раз,

     Тому сто лет и жить на свете;

     А если для кого однажды пустит глас,

         Тому и умереть в том лете».

А к этому теперь я басенку сварю

И вас, читатели, я ею подарю.

Ходила Девка в лес, услышала Кокушку,

И стала Девушка о жизни ворожить:

«Скажи, Кокушечка, долгонько ли мне жить?

Не выпущу ли я сего же лета душку?»

Кокушка после слов сих стала кокувать,

А Девушка моя, разиня рот, зевать.

Подкралася змея и Девку укусила,

Подобно как цветок средь лета подкосила,

Хотя Кокушка ей лет со сто наврала,

Но Девка от змеи в то ж лето умерла.

СУД КАРТИНЕ

Один то так, другой то ѝнако толкует,

И всякий по своей все мысли критикует.

Льву вздумалось себе Венеру написать,

А дело рассудил Мартышке приказать.

Призвав ее к себе, и тако ей вещает:

«Мартышка! знаю я, что зверь искусный ты;

Примись и сделай мне богиню красоты,

Изобрази ее всех прелестей черты».

Мартышка дело все исполнить обещает,

         Пошла домой исполнить Львов приказ.

Ей дочь была своя красавица для глаз.

«Довольно,— говорит,— мне будет для примеру

Намалевать с нее прекрасную Венеру».

                 И написала в-точь

                 Свою Мартышка дочь.

«Вот,— с радости кричит,— для удовольства Львова

                 Красавица готова!»

И тако своего Мартышка ремесла

                 Картину принесла.

                 Лев, зря картину жѝву:

«Но только,— говорит,— прибавить должно гриву,

    Которая б во всем подобилась моей;

    Тогда-то должно честь отдать картине сей».

Мартышка говорит: «То было бы безбожно,

Когда Венерин лик похулить здесь