Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Телефон, вибрирующий в кармане, наконец привлек внимание Рэйфа, наслаждающегося приятными посиделками с друзьями. Увидев, что на экране высветилось имя Пенни, Рэйф торопливо вышел из бара на тихую ночную улочку.
– Пенни, привет, детка!
– Как ты мог, Рэйф! Ведь ты же знал, как это важно!..
Боже правый, она что, плачет?!
– Я доверилась тебе, а ты так поступил!..
Точно. Она плачет. Или настолько рассерженна, что ее голос дрожит.
– О чем ты говоришь? Что я, по-твоему, сделал?
– Джули. Ты рассказал ей.
– Рассказал о чем? – недоуменно спросил Рэйф, но по спине его от нехорошего предчувствия побежали холодные мурашки.
– Обо мне, о бабушке с дедушкой. Она заявилась к нам домой и начала задавать разные вопросы… О боже, Рэйф, ты даже не представляешь, что ты наделал!
– Я ничего ей не говорил. Она и так уже все знала. Я как раз собирался тебе об этом рассказать…
– Думаешь, я в это поверю? Это ты ей все выложил, а потом она пришла к нам, и теперь… Теперь дедушка может умереть…
– Что?!
– Они прогнали эту журналистку, но мама очень расстроилась. Рита позвонила мне и рассказала о произошедшем. Когда я добралась домой, мне пришлось вызвать скорую. – Она сдавленно всхлипнула. – У дедушки сердечный приступ. Он в реанимации, и врачи не знают, выживет ли он. И это все из-за… из-за… Боже, ну зачем я тебе все рассказала?
В трубке раздались гудки. Что Пенелопа имела в виду? Что во всем виноват он, Рэйф?
Но ведь это не так. Однако полный отчаяния голос Пенни словно продолжал еще звучать в его ушах, заглушая телефонные гудки. И почему-то на душе было так тяжело, будто Рэйф и вправду был виноват.
Пенелопа смотрела, как каталку везет к лифту бригада медиков, уже переодетая для проведения операции. Дедушка казался сейчас таким хрупким рядом с аппаратами, поддерживающими его жизнь.
Двери лифта закрылись за ними, и Пенелопа прижала ладонь ко рту. А вдруг она только что в последний раз видела деда живым? Он – единственный человек, который любит ее, даже когда она делает что-то не так или нарушает правила.
Пенелопа краем глаза увидела, что на лице бабушки написан страх, но подавила порыв подойти и прикоснуться к ней, чтобы утешить.
– Я отведу вас в комнату ожидания, – сочувственно произнесла медсестра. – Как только будет известен результат операции, вам его сообщат.
– Сколько она будет длиться? – Голос Луизы звучал так, словно она спрашивала о чем-то незначительном, но Пенелопа знала, что это всего лишь маска. Никогда раньше она не видела бабушку такой бледной, испуганной и даже растерянной.
– Трудно сказать, – ответила медсестра. – Если пластика сосудов не поможет, мистеру Коллинзу будут делать шунтирование. Точнее мы узнаем через час или около того. Ну вот мы и пришли… – Она открыла дверь в небольшую комнату, где были диваны, стулья, телевизор и столик со стопкой журналов. – Можете приготовить себе чай или кофе. Молоко в холодильнике. Если проголодаетесь, на первом этаже есть кафе, которое работает круглосуточно.
Мысль о еде вызвала тошноту.
Когда медсестра вышла за дверь, в комнате воцарилось гробовое молчание.
Луиза, выпрямив спину, сидела на краешке одного из стульев, глядя на журналы, словно собираясь взять один.
– Мама, тебе приготовить чашку чаю?
– Нет, спасибо, Пенелопа.
– Кофе?
– Нет.
– Стакан воды?
– Нет… Ради бога, просто оставь меня в покое! – Ее голос перешел почти на крик, задрожал, и, к своему ужасу, Пенелопа увидела, как плечи Луизы затряслись. Она плакала?!
– Извини.
За что она просила прощения? За то, что рассказала Рэйфу о себе, а в результате случилось несчастье? Как она могла так поступить? Но он казался таким надежным и достойным доверия.
Или это было извинение за то, что именно с ней Луизе выпало ожидать исхода операции? За то, что все эти годы дедушка и бабушка посвящали ей свое время, которое могли бы счастливо проводить вдвоем? Или Пенелопа извинялась за то, что вообще родилась на свет?
Наверное, за все вместе взятое.
– Он в надежных руках, – тихо сказала она. – Дедушка – борец по натуре. Он не сдастся.
Луиза взяла салфетку из упаковки, стоящей на столе, и сказала:
– Ты даже не представляешь, о чем говоришь. Именно это напоминание о прошлом может заставить его сдаться…
Напоминание о потере дочери и утешительном призе в виде нежеланной внучки? Пенелопа не знала, что ответить.
Луиза высморкалась, но салфетку от лица не отняла, и потому ее голос звучал теперь глухо.
– У него были все шансы получить должность, благодаря которой его, в конце концов, произвели бы в рыцари. А может, он даже получил бы место в парламенте и тогда осуществил бы мечту своей жизни: провести законодательную реформу. Дуглас в своей жизни обожал лишь свою работу и свою дочь.
– И тебя, – добавила Пенелопа, опустившись на диван напротив. Луиза никогда прежде не обсуждала с внучкой прошлое, которое было под запретом, и вдруг сама завела о нем разговор. Наверное, именно поэтому Пенелопа решилась нарушить правила и сказала: – Он тоже любил тебя, мама.
Луиза, закрыв глаза, откинулась на спинку стула и прошептала:
– Я подарила ему Шарлотту. Она – мое лучшее достижение в жизни. Но я не смогла предотвратить то, что случилось потом, хотя и приложила все усилия. Никогда не перестану корить себя за это.
У Пенелопы пересохло во рту. Понимала ли Луиза, с кем разговаривает? Казалось, она беседует сама с собой. Словно у нее внутри рухнули какие-то барьеры, сметенные страхом и горем.
– Что ты не смогла предотвратить?
– Шарлотта решила брать уроки игры на скрипке. Но на самом деле она их прогуливала. Было нетрудно проследить за ней, и таким образом нам стало известно о том мальчишке.
Сердце Пенелопы замерло на мгновение, а потом бешено заколотилось.
– О… моем отце?
– О Патрике. – Луиза выплюнула это имя, словно ругательство. – О длинноволосом деревенщине-ирландце, бросившем учебу ради игры на гитаре в пабах. Он незаконно жил в пустующем доме со своими дружками из группы и их приятелями-наркодилерами.
– О! – Пенелопа понимала, как, должно быть, разволновались родители Шарлотты, узнав такую новость. Как бы она почувствовала себя, будь у нее дочь, которая связалась с такой дурной компанией? Неожиданно вскипел гнев на свою мать, которую Пенелопа никогда не знала. Наркоманка! Она сделала несчастными своих родителей, а после бросила собственного ребенка.
А Луиза продолжала: