— В моем доме ты не смеешь…

— Вы забыли? Этот дом собирались забрать за долги! — резко развернулась Марго, пылая от гнева. — Его спасла женитьба на мне, то бишь мое приданое. И все, что здесь есть, вся эта роскошь благодаря моим деньгам… Не падайте еще ниже, чем уже упали. Спокойной ночи, Николя.

* * *

Утро в участке началось в кабинете Виссариона Фомича с обсуждения убийства несчастной женщины, найденной в проруби. Весельчак анатом Чиркун с закрученными кверху густыми усами, крепкий здоровяк, но таким и должен быть человек, имеющий дело с трупами, успел анатомировать даму, ему и предоставили первое слово. Но прежде Федор Ильич извинился перед графиней:

— Pardonne-moi, ваше сиятельство, мой доклад не совсем приятен для высокородных ушей…

— Мои высокородные уши справятся с нагрузкой, — улыбнулась она.

— Вы самая прекрасная из женщин, которых я знавал, — кинул он комплимент, покусывая мундштук трубки.

— Нельзя ли к делу приступить? — забрюзжал Зыбин, состроив кислую мину.

— Я готов, ваше высокоблагородие. Наша неизвестная дама не успела заморозиться полностью, так что мне удалось произвести вскрытие. Итак, она была голодной на момент убийства, не ела пару дней.

— Что значит — не ела пару дней? — спросил Кирсанов.

— Ее желудок был абсолютно пуст, как бывает пуст у голодающих людей. Двое суток… полагаю, более двух суток… она пила только воду.

— А что это значит? — поинтересовалась Марго.

— Это значит, сударыня, наша дама сидела на голодном пайке, — пояснил Чиркун, но от него ждали дальнейшего толкования, и он не обманул ожидания. — Я думаю, ее похитили и где-то держали связанной, на запястьях имеются явные следы веревок, как и на щиколотках ног. Возможно, она сама не принимала еду, но не исключено, что ее не кормили, добиваясь выполнения неких условий. Далее. Нож вонзил мужчина, удар был всего один, сильный, убийца вбил по рукоять нож, оттого крови вытекло на лед немного, она потекла внутрь. Иной раз встречаются резаные раны безобразнейшие: будто нож туда-сюда возили. Однако, господа, должен заметить, удар был сильным, но не смертельным, лезвие не попало в жизненно важные части, не удивительно, что дама пыталась выбраться. К сожалению, ей некому было помочь, при удачной операции она могла выжить.

— Еще что? — спросил Виссарион Фомич.

— Одежда. Белье.

— А что в белье? — с подозрением покосился на него Зыбин.

— Нам разъяснит ее сиятельство, ибо я небольшой знаток женских штучек, — сказал Федор Ильич. — Вон два узелка с одежками… мы просушили все.

Без повторного приглашения Марго мигом поднялась и перешла к противоположному концу стола, подскочил и Кирсанов:

— Позвольте, помогу вам?

— Полагаете, мне противно будет перебирать чужое белье? — усмехнулась она. — Да, это неприятно, но я в перчатках.

— И все же, сударыня…

Кирсанов развязал первый узел поменьше и начал раскладывать корсет, панталоны, нижнюю кружевную сорочку, которая надевалась между корсетом и платьем, чулки…

— О… — протянула Марго и, слегка смущаясь, указала на панталоны. — Сей предмет женского гардероба особенный…

— Что же в нем особенного? — приподнялся со своего места Виссарион Фомич, чтобы лучше видеть.

— Батистовые, сударь, называют аморальными.

— Это ж почему?

— Батист весьма тонок, прозрачен, — объясняла Марго, краснея. Но она сама влезла в дела следствия, стало быть, обязана отбросить стыдливость, исследуя нижнее белье. — Сквозь батист видно тело… м… полностью. Подобное белье больше соблазняет, нежели закрывает. Теперь сорочка. Тиснение, рюши, кружево — это очень дорогая вещь. Корсет тоже стоит немало… и чулки.

К этому времени Кирсанов разложил на столе платье, турнюр, Марго перешла к этим вещам и сообщила то, что не заметила у проруби:

— Платье дорожное, такие платья позволяют себе люди весьма обеспеченные. Но раз убитая была в дорожном платье… эта дама нездешняя.

— Час от часу не легче! — всплеснул руками Зыбин. — Стало быть, она приехала в наш город. К кому? Зачем?

— Кто-то должен жить в городе, к кому она приехала, — предположил Кирсанов.

— Да это и так ясно, — отмахнулся Зыбин. — Но как найти тех, к кому она приехала? При даме не оказалось паспорта, мы не знаем, кто она, не можем дать объявления… Впрочем, господа, не попытаться ли устроить ловушку убийцам?

— Как? — заинтересовались все.

О, да, Виссарион Фомич мастер на всяческие ловушки, сам неповоротлив, зато ум у него изворотлив. Вторая черта Зыбина, приводившая в священный ужас подозреваемых, — проницательность, его боялись даже невиновные.

— Дадим объявление в газеты, — хитро прищурился он. — Но об этом позже, а сейчас настала пора для наставлений господину Кирсанову. Прошу вас, ваше сиятельство.

— Я привезла деньги и рекомендательные письма от князя, — подхватила Марго, доставая из сумочки пачки денег и бумаги. — Теперь вы, господин Кирсанов, доверенное лицо его светлости. И вот… возьмите. Это адреса в Петербурге, куда вы можете смело обращаться за помощью, но остановиться я вам советую в гостинице, свобода во всем — большое удобство. Кстати, свои сообщения шлите мне, это будет надежней. Вы меня так выручили…

— Всегда к вашим услугам, ваше сиятельство, — сказал молодой человек, галантно поклонившись.

А когда расходились и шли к выходу по длинному коридору, чтобы проводить в дорогу Кирсанова с Пискуновым, который держал в руках узелок из драдедамового платка, она вдруг вспомнила:

— Господин Кирсанов, у проруби вы намеревались подумать над шрамом на руке несчастной убитой. Вы подумали?

— Как славно, что вы напомнили! — ответил он. — Да, подумал и даже ходил в мертвецкую, чтобы посмотреть еще разок на ее шрам. Вместе с Чиркуном мы обсудили и сошлись во мнении.

— И что? Каково ваше мнение?

— Разрез, Маргарита Аристарховна, сделан умышленно.

— Не понимаю.

— Шрам слишком ровный и аккуратный, чтобы получить его случайно, к примеру в потасовке.

— А в каких случаях режут умышленно?

— Не могу знать, ваше сиятельство, кроме того, что ребро ладони убитой резала твердая рука прекрасно заточенным предметом.

К сожалению, ей тоже ничего полезного не приходило в голову. Экипаж дожидался у полицейского участка, Кирсанов с Пискуновым выслушали последние наставления и отправились в Петербург. Марго вернулась к Зыбину, чтобы составить объявление для газет. Тем временем, устраиваясь в карете, Кирсанов бросил взгляд на узелок, покоившийся на коленях Пискунова, и, стараясь не обидеть компаньона в данном предприятии, поинтересовался:

— Что за узел у вас, господин Пискунов?