Я всмотрелась в этого мальчишку. Что-то подсказывало мне, что он говорит правду. У него были добрые глаза. Я подняла руку и расстегнула цепочку медальона, но все еще не решалась отдать его.

– Обещаю, я надежно его спрячу, – повторил мальчик.

Я протянула ему медальон, который он тут же убрал в карман.

– А это? – Джимми показал на брошь, приколотую к моему пальто.

– Это же стекляшка, – возразила я. – Ничего ценного.

– Старуха Хэкер – что твоя сорока, хватает все, что блестит.

Я сняла брошь и отдала ему. Меня все еще терзали сомнения: можно ли доверять тому, кого я впервые увидела пять минут назад? Но, похоже, выбора у меня не оставалось.

– Как вас зовут? – спросил мальчик.

– Я Нелл, а это моя сестра Олив. Паттерсон, – добавила я.

– Джимми Моррис, – отозвался тот. – Просто делайте все, что вам говорят, и ничего с вами не случится. Не беспокойтесь, я о вас позабочусь и твои ценные вещи надежно спрячу.

Только тогда я наконец улыбнулась. Пусть мы и попали к черту на кулички, зато у нас был союзник, а это уже лучше, чем ничего. И потом, возможно, нам повезет и скоро мы вернемся в Гленгарит. А пока придется довольствоваться тем, что есть. Может, все будет не так уж плохо. По крайней мере, так я думала, пока не увидела Альберта.

Альберт был сыном миссис Хэкер, и она носилась с ним, как курица с яйцом. Ее глаза загорались всякий раз, когда он входил в комнату. Я возненавидела его с первого взгляда – этот тип людей был мне знаком. Детство в Ист-Энде не прошло даром, и я с ранних лет научилась понимать, кому можно доверять, а кому нельзя. Доверять Альберту Хэкеру я бы ни за что не стала и тут же решила, что никогда не оставлю Олив с ним наедине.

Когда в первое утро после приезда мы спустились из спальни, нам рассказали, что мы должны будем делать, пока живем под гнилой крышей Хэкеров.

Мы сели за длинный стол, и хозяйка поставила перед нами две тарелки, на каждой из которой лежала блестящая от масла яичница из одного яйца и кусок хлеба. Хлеб был черствый, а яичница больше напоминала застывшее желе.

К этому прекрасному завтраку прилагалась чашка черного чая, в котором не было ни сахара, ни молока.

– Надеюсь, вы не забыли продовольственные книжки, – прокаркала миссис Хэкер.

Я протянула их ей.

– Не могу же я кормить вас из своего кармана.

Я помнила, как миссис Джонс сказала, что хозяйке заплатили за наше содержание, так что я знала, что она лжет.

В кухню вошел Джимми. Он сел рядом с нами и улыбнулся, и я ответила ему тем же.

– Это ферма, – начала миссис Хэкер, сунув Джимми такую же неаппетитную яичницу. – Так что все должны вносить свой вклад. Джимми ухаживает за скотом. Можете помогать ему, он покажет, что делать. Не будете работать – не будете есть. Так уж у нас тут все устроено.

Я невольно подумала, какой вклад вносит ее драгоценный сынок. Может, и никакой.

– И чтобы вы знали, мой Альберт тут всем командует. Слушайтесь его, поняли? Делайте как он говорит.

Как раз в эту секунду в кухню вошел сам золотой мальчик. Он обтер грязные сапоги о железную решетку у входа, а затем уселся во главе стола и закатал рукава, обнажив толстые волосатые ручищи. Мать принесла ему целую тарелку еды и взлохматила его сальные волосы.

– А как же школа? – спросила я.

Миссис Хэкер уставилась на меня своими недобрыми глазками.

– Ты уже слишком взрослая для школы, – отрезала она.

– Я имела в виду Олив.

– Не будет никакой школы, – вставил Альберт.

– Но она должна учиться, – возразила я, злобно глядя на него.

– Да неужели? – оскалился тот.

– Да, должна.

– Ну, если хотите каждый день таскаться по десять миль туда и столько же обратно, так ради бога.

– У вас нет никакого транспорта?

– Для таких целей – нет.

– Но мне нужно ходить в школу, – тихонько сказала Олив. – Я должна учить уроки.

– Ой, беда какая, – буркнул Альберт, вытирая тарелку хлебом и заталкивая его в рот.

Я с отвращением уставилась наличный желток, стекавший у него по подбородку.

– Так вот, – продолжала миссис Хэкер. – У нас тут на ферме полно работы, и я не могу заставить Альберта попусту мотаться туда-сюда по бездорожью, чтобы она, – хозяйка кивнула в сторону Олив, – могла учить уроки. Мой сынок вообще никогда в школу не ходил, и ничего ему от этого не стало.

Джимми поморщился, и Альберт тут же отвесил ему подзатыльник.

– Чего ты там кривляешься, маленький выродок? – прорычал он.

Джимми не удостоил его ответом и встал из-за стола. Он поставил тарелку в раковину и объявил:

– Если хотите, идем, я вам все покажу.

Я была только рада сбежать из кухни, подальше от этих ужасных людей. К тому же хотелось поскорее выйти на воздух: после этой яичницы мне стало как-то нехорошо. Мы надели пальто и ботинки, грязные и мокрые после вчерашнего, и вышли вслед за Джимми.

– Однажды я его прикончу, – пробормотал он, шагая через двор.

– Я тебе помогу, – пообещала я.

– И я! – присоединилась Олив. – Я тоже тебе помогу.

– Спасибо, Олив, – улыбнулся ей Джимми.

– Пожалуйста.

Дождь закончился, но было по-прежнему холодно. Впрочем, здесь мне было бы холодно и в теплый солнечный день. Мы добрались до старого сарая и вошли внутрь. Джимми закрыл за нами дверь. Я насчитала пять коров в стойлах. Это были большие черно-белые животные. Раньше я видела коров только издалека и не понимала, насколько они большие.

– Это мои друзья, Олив, – объявил Джимми, гладя одну из них по широкой спине. – Подойди поближе, поздоровайся, они тебе ничего плохого не сделают.

Олив даже не пошевелилась.

– Ну и здоровенные! – произнесла она, окидывая животных настороженным взглядом.

– Но они очень добрые. Это Марта. У нее чудесные карие глаза, прямо как у тебя.

Олив подошла чуть ближе.

– Ты ей нравишься, – заметил Джимми. – Видишь, как она на тебя смотрит?

– А вдруг она просто хочет оттяпать мне руку?

Джимми рассмеялся:

– Да с чего вдруг она такое сделает?

– Потому что это огромная корова, черт возьми! – ответила Олив. – Лошадь скупщика однажды чуть не откусила мне руку. Я теперь знаю, что животные бывают коварными.

– Со временем ты их полюбишь, – заверил ее Джимми.

– Сомневаюсь, что мы здесь надолго задержимся, так что вряд ли, – возразила я.