Тяжёлых простудных явлений удалось избежать - вовремя переоделись. Обстрел продолжился - в дело вступила артиллерия, которую немцы подтащили к западной околице деревни. Отступающем подразделением пришлось бежать, чтобы выбраться из зоны огня. Мины накрыли вещевой обоз, поэтому с поиском подходящего обмундирования вопросов не возникло. Под скалой развели костер, пустив на дрова обломки телеги и чуть не залезли в него всем гуртом. Дрожали, отогревались, игнорируя падающие мины и снаряды, потом погрузились в полуторку, присланную специально за разведчиками, долго тряслись по изуродованному снарядами лесу. Простыл один Рязанов, но хворь переносил на ногах - товарищи в страхе шарахались от него, когда боец разражался чудовищным кашлем.

Советская артиллерия отвечала немцам, но силы были неравны и вскоре орудия замолчали. Командование понимало, что немцев не удержать, скоро они починят мост или наведут рядом новый и вся мощь мотопехотной группы устремится на восток. Надо было вывести части на удобный рубеж у села Комарово, выиграть время, чтобы потрепанные подразделения зарылись в промёрзшую землю. Беда не ходила одна: полк при отступлении понес потери; взвод лейтенанта Шубина тоже – Буевич, Шаламов, Червичко, на этом скорбный список не закончился. Поступило сообщение, что немцы разбомбили отступавший госпиталь: погибло старший военврач Чистякова Ольга Павловна; медсестры, санитары, много раненых. Халевич, у которого обнаружили трещину в малоберцовой кости, вроде пустяк, но он практически не ходил, при начале артобстрела как-то стащил с телеги обмотанного бинтами Шульжина, пытался утащить его в лес - товарищ после операции был без сознания - мина накрыла их обоих в лесу, когда казалось уже ушли.

Шубин с ребятами прибыл к месту трагедии, мрачно смотрели они как изувеченные осколками тела равнодушные бойцы из похоронной команды грузят на гужевые повозки. В строю осталось восемь человек, включая женщину, чихающего Рязанова и его самого - бессмертного лейтенанта Шубина. В тот вечер они выпили по двести сэкономленных наркомовских с молчаливого согласия отцов командиров, подумав добавили ещё по сто, но лучше не стало.

- Водка не выход, - напомнил малопьющий Вартанян.

- А что вход? - сумничал захмелевший Лёха Кошкин.

Полк отошёл к Комарова за реку Плоть довольно широкую, но мелкую, ударили морозы и зарываться в землю стало ещё труднее. Немцы накапливались на захваченной территории, особо не наглели, видимо, свыкались с погодными условиями, о которых у себя в Германии даже не слышали. Данное направление, ранее казавшимся важным, теперь оказалось не в приоритете. Тяжелые бои шли под Тулой, под Калинином. Морозы крепчали, особенно по ночам, днем, когда выглядывало солнце, становилось сравнительно терпимее. Войска перешли на зимнюю форму одежды: снабженцы везли теплые портянки, верхонки, шапки-ушанки, полк получил два десятка комплектов маскировочных халатов. На позициях горели костры - бойцы отогревались.

За четыре дня Шубин с бойцами дважды пересекали передний край, осматривали вражеские позиции, притащили в своё расположение полуобморочного обер-лейтенанта с кляпом во рту - никого крупнее добыть не удалось.

«Не клевало», - оправдывался Шубин.

Обер-лейтенант служил при штабе мотопехотного полка и сведений о готовящемся наступлении не имел. Он мог врать, но это вряд ли; мог не знать, но скорее всего немцы в ближайшее время не замышляли никаких действий. Дополнительные силы не подходили, войска сидели гарнизонами в деревнях, а на переднем крае оставались замаскированные пулеметные гнёзда и заградительные минные поля. Немца трясли сутки. Глеб помечал на карте расположение германских войск, номера частей, вооружение, количество штыков. И вырисовывалось странная картина - фронт не был стабильным, это были зигзаги, выступы, впадины - что угодно, но не передний край в классическом понимании, в нем было столько дыр, что так и хотелось в них пролезть. Обер-лейтенанта отправили под конвоем в тыл - существовал не афишируемый приказ: офицеров вермахта не расстреливали.

- Солить будут на зиму… - предположил Курганов.

Возможность прогуляться в глубокие немецкий тыл вскоре представилась, - командира полковой разведки срочно вызвали к комполка. Дело близилось к вечеру меркли и без того невыразительные краски дня. В командирской землянке пыхтела буржуйка, было тепло, но напряжённо. Помимо майора Донского и начштаба Оленина, здесь присутствовал незнакомый офицер, - невзрачный на вид, но явно отягощенный полномочиями, у него была острое, продолговатое лицо; воспаленные глаза, говорящие о хроническом недосыпании; шинель была расстегнута, в петлицах алели четыре прямоугольника. Он метался по землянке как волк в клетке, кусал губы…

- Товарищ полковник, разрешите обратиться к товарищу майору? - начал по уставу Шубин.

- Ты меня сначала послушай лейтенант! - проворчал незнакомец, устремив на разведчика пронзительный взгляд, потом повернулся к Донскому: - Это он и есть, Игорь Тимофеевич?

- Так точно, товарищ полковник! Лейтенант Шубин! - комполка и начштаба вели себя скромно, сидели в углу с постными лицами.

- Ладно, - полковник немного расслабился. – Ты, вроде, неплохо себя зарекомендовал, лейтенант. Временно поступаешь в распоряжение армейской разведки - твои командиры не возражают, - губы его раздвинулись в усмешке. - Полковник Алмазов, Александр Львович, разведуправление штаба 43-ей армии. Подходи не стесняйся, лейтенант, смотри на карту…

Эту карту, хоть они данные экземпляр Шубин помнил наизусть, мог с закрытыми глазами перечислите населённые пункты и места дислокации противника.

- Произошло ЧП! - без прелюдии перешёл к делу главный армейский разведчик. - В 08:45 немцы сбили самолёт, на котором в штаб нашей армии направлялся представитель Государственного Комитета Обороны генерал-лейтенант Беспалов Егор Романович. Цель его поездки вас, лейтенант, не должна интересовать, - назовём её инспекцией. С Беспалым летели его помощники: полковники Гульковский и Кайгородов. Самолёт ЛИ-2, четыре члены экипажа: два пилота, бортмеханик, штурман, четыре человека охраны из офицеров НКВД. На лётное происшествие не рассчитывали - полёт проходил над нашей территорией. Что конкретно произошло - мы не знаем, возможно самолёт потерял высоту или лётчик сбился с курса в условиях плохой видимости, возможно отказали приборы, самолёт попал под огонь по его противника, получил повреждения, но какое-то время ещё сохранял устойчивость. Экипаж по рации вышел на связь, сообщил о происшествие. Самолёт терял высоту, лётчики искали место для посадки, в последний момент пилот заметил заброшенный аэродром, частично забетонированную полосу, сообщил свои координаты; успел крикнуть, что людей внизу не видит и условия для вынужденной посадки в принципе сносные - больше пилот на связь не выходил, возможно рация при посадке получила повреждения. Что произошло с генералом из ГКО мы не знаем. Ты понимаешь, лейтенант, насколько серьёзными могут быть последствия, случившегося?

- Пока не совсем отчётливо, товарищ полковник. Это зависит от того, куда сел самолёт, если он, конечно, сел.

- Да лучше бы не сел! - в сердцах сорвалось с языка. Алмазов опомнился, сделал вид, что ничего не говорил. Скандал, по видимому, намечался знатный - с разрушительными оргвыводами, снятие с должностей и традиционными расстрелами. Полковнику меньше всего хотелось быть запачканным. - Мы исходим из того, что пилоту всё же удалось посадить самолёт. Это опытный офицер ВВС, имеет тысячи часов налета, ответственный и рассудительный товарищ, возможно допустивший сегодня утром преступную ошибку. Самолёт приземлился вот здесь… - полковник ткнул пальцем в карту.