Алиса была единственной. И ее уникальность, проявляющаяся в каждом слове, в каждом движении, воскресила во мне то, что, казалось, умерло навсегда, – способность взволноваться, способность заинтересоваться кем-то другим.

Кандис увлекла меня к другому столику. Похоже, ей было приятно показать меня своим коллегам. Она уселась лицом к залу, и я вынужден был сесть спиной к Алисе. Но игра зеркал сделала мне подарок: я видел ее щеку.

– Это твои коллеги или подруги?

– Коллеги, превратившиеся в подруг. Ольга – потрясающая девушка, редкая умница и очень уверена в себе. Босс не принимает ни одного решения без ее совета. Далия… она чудачка. Не семи пядей, но мы ее ценим за другие качества.

Кандис замолчала, прервав презентацию.

– А третья?

– Алиса? Вот она точно коллега.

– Значит, не подруга? – уточнил я.

– У нее нет друзей. Алиса ни к кому не ходит в гости, никогда не развлекается, у нее нет поклонников. Ну-у… мы пытались ею заняться, встряхнуть ее, расшевелить.

Такая короткая характеристика должна была развенчать в моих глазах Алису, но она ее возвысила. Мне не понравилось, что эти три девицы попытались подогнать ее под свой стандарт. Не знаю, почему, но я был уверен, что из их стараний никогда ничего не получится. Я искоса взглянул в зеркало. Слегка наклонив голову, Алиса слушала коллег. Мне было так жаль, что я вижу только щеку и не могу увидеть глаза, чтобы прочитать в них то, чего я о ней еще не знаю.

– С вашей стороны это очень мило.

Кандис пожала плечами.

– Не думаю, что мы здесь для того, чтобы говорить об Алисе.

– Действительно, – ответил я, и мне стало смешно.

– И что же ты расскажешь мне о себе?

– А что ты хочешь услышать?

– У тебя есть кто-нибудь?

– Нет. Я один и собираюсь оставаться в одиночестве.

Я ответил грубо, и в ее улыбке, с которой она встретила мой ответ, затаилась горечь, опустившая уголки губ.

– Хватает мгновенных завоеваний?

– Хватает.

Взгляд Кандис обежал зал, она мысленно пыталась найти для себя роль, которая позволила бы ей остаться в игре, и, не найдя, переменила тему.

– Кстати, я передала твою визитку нашему начальнику по охране. Думаю, он тебе позвонит.

– Очень любезно с твоей стороны. Спасибо, – сказал я.

– Не за что. Всегда рада тебе помочь.

Мы обменивались готовыми формулировками, осторожно подыскивая темы, чтобы разговор не иссяк. Теперь была моя очередь искать зацепку.

– А у тебя как дела? Мне кажется, ты любишь свою работу.

Я перевел разговор на тему, которая больше всего нравилась Кандис, на нее саму. И она оживилась.

– Я ее обожаю! – воскликнула она и откинула назад волосы отработанным элегантным жестом. – И знаешь, я только что стала членом креативной группы.

– Это повышение?

– Можно сказать и так. Я принимаю участие в обсуждении идей будущих проектов и в разработке передач, которые готовят для заграницы.

– Уверен, что это интересно.

– Ты наверняка видел хоть какие-то из передач, какие мы готовим. «Приз лучшей гостинице», «Состязание кемпингов», «Добро пожаловать в мой ресторан»?

– Конечно.

– А «Свадьба года»?

– Тоже.

– Неужели ты смотришь наши передачи? – удивилась она.

– Иногда случается. Они популярны, о них часто говорят.

– Мы поставили себе целью создать формат, который вышел бы за рамки телевидения и стал темой обсуждения в соцсетях.

– Понимаю. Хотите поднять шум.

– Возможно. Телевидение не может существовать в изоляции. Молодежь теперь все больше проводит времени перед другими экранами – компьютерами, планшетами, смартфонами, они сидят в сетях и практически не смотрят телевизор. Подняв шум, мы объединим соцсети и телевидение, а значит, и поколения.

Логичная, хорошо выстроенная речь Кандис аппетитно описывала ситуацию, которая внушала мне ужас. Передачи, которые она перечислила, на мой взгляд, были омерзительны. Они выставляли напоказ человеческую низость и, что еще хуже, возводили ее в норму. Строились передачи по одному и тому же принципу: конкурс, в котором конкуренты-соперники оценивали свадебные агентства, рестораны, гостиницы, кемпинги. Превратившись в судей, эти люди обнаруживали всю свою мелочность, злобность, завистливость, они топтали друг друга, стремясь выиграть во что бы то ни стало. Прощай, награды за достоинства, за труд, за профессионализм. Да здравствует лицемерие, сведение счетов, взаимные унижения. И вот эта гадость пользовалась успехом. Телезрители становились вуайеристами, они получали удовольствие от возможности презирать и насмехаться. Они хотят, чтобы сети стали резонаторами скверных чувств? Я не мог лишить себя удовольствия поделиться с Кандис своими мыслями.

Она приняла их с возмущением и принялась возражать.

– Так значит, ты из любителей поучать? Ты ругаешь телевидение и не принимаешь никаких обновлений?

– Я считаю безответственностью представлять постыдные склоки как что-то нормальное. Эти передачи представляются мне симптомом того безумия, какое завладело нашим временем, когда образцами для всех, главными действующими лицами стали темные бездарные люди с пещерными ценностями и взглядами.

– Поняла. Критика с позиции «раньше было лучше» с претензией на защиту морали.

– Ничего подобного. Да пусть все валится в тартарары, мне на это глубоко наплевать. Но это не значит, что мне приятно смотреть на деградантов.

– Мы показываем людей такими, какие они есть, – повысила она голос. – Показываем придурков и стерв, они теперь в моде. Ими интересуются, они возбуждают реакцию.

– Но мотив всего этого – ненависть, Кандис! Загримированная, выведенная на сцену, освещенная юпитерами прожорливых СМИ.

– Думаю, ты слишком стар, чтобы понять, что мы делаем, – не без горечи отрезала она.

– Не стану спорить. Но возможно, дальнозоркость сродни ясновидению.

Вот мы и подошли к точке разрыва. Значимость, какую она себе приписывала, ее образ «владычицы мира», радость находиться в авангарде общества, влиять на его эволюцию, эксплуатировать его богатства, невзирая на последствия, – все это вызывало во мне отторжение. В другое время я бы сразу же поднялся и ушел. Но зыбкое отражение Алисы в зеркале меня удержало.

– Вообще-то ты в чем-то прав, – признала Кандис. – Эти передачи стали терять аудиторию, и мы с моим боссом работаем над форматами… более глубокими.

– Например?

– Не могу пока говорить. Пока это только проект.

Тайна – фундамент власти, она чувствовала себя причастной к тайнам, а значит, привилегированной.