согласовал, то выполним. Откомандируем во временную сводную группу тылового обеспечения якобы по приказу командира дивизии, – не стал углубляться в щекотливую тему Волков. Взглянув на стоявшего перед ним Рябова, он заметил его одобрительный кивок. На усталом лице комполка появилась вымученная улыбка. – Все, хлопцы, по коням! – объявил он. – В смысле, по кроватям. Завтра дел невпроворот.

– Погодите, Василий Михайлович! – Колпаков схватил листок с фамилиями и, потрясая им, обрушился на Рябова: – Товарищ лейтенант, вы что же это себе позволяете?! На каком основании в этот ваш так называемый список неблагонадежных включен младший сержант Бельченко? Я, как комиссар, спрашиваю вас: на каком основании?!

– Александр Георгиевич, я же сказал, по соображениям конспирации не имею права раскрывать существо имеющихся оперативных материалов. За разъяснениями вы, как комиссар, можете обратиться напрямую в Особый отдел армии к полковнику Шилину, – сохраняя выдержку, строго проговорил Рябов.

– Знаю я эту вашу конспирацию! В тридцать седьмом она обернулась разгромом командного и политического состава Красной армии! До сих пор расхлебываем и расхлебать не можем! Партия не позволит… – наливался гневом голос Колпакова.

– Отставить! Александр Георгиевич, не заводись! Сейчас не тридцать седьмой год, – по-командирски вмешался в разговор Волков и, пытаясь сгладить, напомнил: – Партия осудила перегибы, допущенные органами госбезопасности. А если говорить об Иване Васильевиче, то он к ним не имел никакого отношения. Он в то время, как и мы с тобой, служил в Красной армии на офицерских должностях.

– А я и не завожусь, Василий Михайлович. Я к тому, что о наших коммунистах и комсомольцах подумают в дивизии, – кипятился Колпаков. – Бельченко избран делегатом от нашего полка на армейскую комсомольскую конференцию. А тут выясняется, что он шпион?! Да после такого заместитель командира дивизии по политической части полковой комиссар Шейко нам житья не даст!

– Ничего, Александр Георгиевич, как-нибудь и это переживем. Бельченко, к сожалению, не первый и не последний из тех, кто может попасть в такие списки. Охолонись и спокойно подумай, кем его заменить на армейской конференции, комиссар. Обстановка, сам видишь какая, вот всякое недобитое вражьё свое гнилое нутро и кажет.

– Нет, это какая-то чудовищная ошибка, Василий Михайлович! Ну не может Бельченко быть вражиной! – упорствовал Колпаков.

– Всё! Всё, Александр Георгиевич, вопрос закрыли! Дискуссию прекратить! Где надо, с Бельченко досконально разберутся. Если не виновен, то отпустят, и он вернется в строй. Отбой, товарищи офицеры! – положил конец пререканиям Волков и поднялся из-за стола.

Офицеры двинулись на выход. Стрелки часов приближались к полуночи. Рябов вернулся в свой кабинет, служивший ему одновременно комнатой отдыха. В последние дни ему удавалось поспать не больше трех-четырех часов в сутки. Наряду с оперативной деятельностью, в которой центральное место занимала работа с агентурой, ему приходилось много времени уделять организационным вопросам, и в первую очередь подыскивать явочные и конспиративные квартиры, где втайне от посторонних глаз можно было бы проводить встречи с резидентами, агентами и осведомителями, получать от них информацию и отрабатывать оперативные задания.

Свой день Рябов обычно начинал с поездки в местный райотдел НКВД. Оттуда, пользуясь специальной связью, он докладывал Шилину о проделанной за минувшие сутки работе и получал необходимые указания. После этого занимался текучкой, проводил беседы с агентами, согласовывал с оперативными сотрудниками мероприятия по проверке связей военнослужащих полка с населением… Дел набегало много, и к себе в кабинет Рябов возвращался далеко за полночь.

Минувшая суббота ничем не отличалась от предыдущих дней, да еще это совещание… С трудом стащив сапоги с гудящих от усталости ног, он не нашел в себе сил раздеться, рухнул на кровать и через мгновение провалился в бездонную яму.

В последнее время ему снился один и тот же сон, возвращавший в места, где прошли детство и юность, – в село Сакмарское Чкаловской (Оренбургской) области. Старая часть села располагалась на реке Сакмара, на высоком мысу. Там стояла крепость яицких казаков, основанная атаманом Василием Араповым в далеком, 1724 году. С годами село разрослось и привольно раскинулось по берегам.

Ивану в Сакмарском все было знакомо до мелочей – а как иначе, ведь он там вырос. Центром притяжения для ребятни всегда была река. Зимой на льду устраивали баталии, а знойным летом купались до посинения. Когда надоедало, выбирались на берег и, прячась от солнца под кустами дикой смородины, предавались мечтам. Буйная фантазия мальчишек была безгранична! С наступлением вечера, накупавшись и наболтавшись, мальцы возвращались домой.

Во сне Иван видел проселочную дорогу, по которой ходил тысячи раз. Замысловатыми зигзагами она тянулась среди холмов, поросших березовыми перелесками. Если подняться повыше, родное село лежало как на ладони. Среди тенистой зелени садов угадывался домик Рябовых, потомков яицких казаков.

В 1917 году привычную жизнь разрушила революция. Безжалостные волны Гражданской войны, когда порой брат против брата, прокатываясь через село, оставляли могилы за околицей. Старый мир мучительно уходил, и так же мучительно рождался новый. Большевики решительно перекраивали вековой уклад, и на первых порах сельчане присматривались к ним с осторожностью. Но то, с какой самоотверженность и самоотдачей большевики отдавались делу, нельзя было не заметить.

Ивану в 1917-м было всего-то восемь. И он со всей мальчишеской самоотверженностью поверил в революцию, осененную такими притягательными словами, как Свобода, Равенство и Братство. Это были не просто слова – революция вырвала бедноту из дремучего невежества и беспросветной нужды. Но главное, она пробудила в сердцах небывалый энтузиазм. А уж у молодежи особенно – они с самозабвением строили новый, ни на какой другой не похожий мир. В этом мире точно не будет ни богатых, ни бедных, там открыты все дороги, а от тебя требуется только одно – дерзай и служи общему делу. Общих дел и в селе хватало. Когда строили новую школу и клуб, Ваня тоже принимал участие в строительстве. Со временем он мечтал получить хорошее образование – как знать, может, когда-нибудь повезет ему стать учителем в этой красивой школе, будет учить мальчишек и девчонок из их села всему самому доброму и светлому…

Учительствовать – это прекрасно, но, когда прозвенел последний школьный звонок, выбор профессии определила тяга к технике. Собрав вещички, Иван отправился в Оренбург и поступил там в техникум механизации сельского хозяйства. В 1931 году он окончил учебу и был призван в армию. Впервые в жизни ему предстояло покинуть родные края.

На призывном пункте Рябова, как наиболее грамотного специалиста, включили в специальную команду и направили в Ленинград для службы в подразделении обеспечения 2-й Ленинградской артиллерийской школы. Для сельского паренька это стало настоящим подарком судьбы, ведь он не только осваивал