Накормив нас и обогрев, наши спасители отвели нас на ночевку в отдельную квартиру. Дом, где они жили, представлял собой двухэтажный барак с двумя подъездами и четырьмя квартирами на каждом этаже. Одну из квартир на своем этаже Анатолий целиком переделал под баню, в другой – бывшем ленинском уголке со множеством книг – жил десяток кошек, еще несколько квартир стояли с выбитыми окнами и прогнившей крышей, но было несколько сухих и относительно сохранных, в такую нас и поселили.

Утром, пока Бурдин по спутниковому пытался договориться, чтобы кто-то забрал нас с маяка и довез до Ягодного, мы обследовали то, что осталось от маячного поселка. Вид был колоритный, в этих декорациях вполне можно было бы снять какой-нибудь постапокалиптический блокбастер. Повсюду наблюдались следы былого величия империи: ржавые останки циклопических антенн, склады, забитые вперемешку запчастями и мусором, трижды устаревшие ламповые приборы невыясненного назначения, горы бочек. Рядом с обшарпанным желтым бараком тянулся длинный полуразрушенный сарай с остатками оборудования, а вокруг простиралась тундра, более или менее равномерно заполненная ржавыми скелетами старой советской техники – вездеходов, грузовиков, снегоходов и даже одного неведомо как попавшего на этот край света старенького ЛуАЗа без стекол, но еще с остатками краски на корпусе. Дальше в тундре виднелись еще несколько заброшенных зданий и три огромные, уходящие в небо радиомачты высотой 140 метров, расположенные в ряд вдоль перешейка на расстоянии около двух с половиной километров друг от друга. Когда и зачем их построили, неизвестно, но все они были давно заброшены, а маленькие будки с оборудованием у подножия каждой антенны разграблены охотниками за цветным металлом.

На следующий день циклон ослаб, все дрова на маяке были переколоты и уложены в ленинской комнате, и заняться было уже решительно нечем. Мы снова попытались вызвать какую-то помощь, чтобы добраться до Ягодного, но безуспешно. Кудашов пообещал послать к нам кого-то, если представится возможность, а окрестные рыболовные суда на вызовы по рации не отвечали. Ближе к обеду маячник собрался на своей автоцистерне съездить к морю, чтобы проверить поставленную там рыболовную сеть, и позвал нас с Женей составить ему компанию, а заодно проверить нашу лодку, спрятанную на берегу. Едва мы выехали на пляж, как заметили поодаль, метрах в пятистах, небольшую мэрээску, уткнувшуюся носом в берег. Женя сразу же сделала на нее стойку – у нее уже два дня как закончились сигареты, а на маяке никто не курил, поэтому первая мысль, которая возникла у нее при виде суденышка, – что у матросов-то уж точно должен быть табак. Анатолий остался выбирать сеть, а мы пошли к мэрээске. Матросы поначалу вели себя как-то странно – посмотрели на нас издалека, засуетились, подняли трап и попрятались в рубке. Когда мы дошли до судна и встали прямо напротив него на берегу, игнорировать нас, видимо, стало совсем уж неудобно, поэтому они опасливо выбрались на палубу. Впрочем, услышав про сигареты, они сразу же расслабились и стали заметно приветливее. Выяснилось, что они пропьянствовали в море две недели и, совсем уже одурев от водки, решили выбраться на сушу, чтобы «подышать». Часть команды на дрожащих ногах расползлась по тундре – дышать и по грибы, а те, что остались, были на стреме, опасаясь наткнуться на пограничников. Остров был погранзоной, и для высадки на берег требовалось разрешение. Поняв, что бояться нечего, они снова скинули в воду трап и позвали нас на борт. До трапа, по которому можно было залезть на нос судна, мы дошли по воде с трудом, раскатав болотники как можно выше – вплотную к берегу мэрээска подойти не могла. На палубе Женя обрела желанные сигареты и немедленно закурила. Мы рассказали похмельным рыбакам свою невеселую историю и спросили между делом, не могут ли они случайно подбросить нас до Ягодного за умеренную плату. «Да без проблем», – ответили ребята.

Маячники, по-моему, даже немного расстроились из-за нашего скорого отбытия. Мы обменялись контактами, поблагодарили гостеприимных хозяев, и Анатолий отвез нас на автоцистерне обратно на пляж, где мэрээска все еще ждала гулявших по берегу членов своей команды. Мы погрузили на борт «пеликаны», привязали «Зодиак» сзади судна, дождались рыбаков с грибами и стартовали в сторону Ягодного. Расстояние, которое за эти полтора дня стало казаться нам почти непреодолимым, мы прошли часа за два, напротив Ягодного перегрузились в лодку и без проблем добрались на веслах до берега.

На этом наш карагинский квест бесславно завершился, но такие, как мы, не понимают с первого раза, поэтому на следующий год было решено снова попытать счастья на Карагинском.

На этот раз мы подошли к делу более основательно. Чтобы не застрять опять в Оссоре, мы сразу договорились с судном (это тоже был пэтээр, но уже другой), что нас выгрузят в поселке маячников. Это место нам показалось более перспективным для работы, чем Ягодное, так как находилось с внешней, океанической стороны острова, шельф там поуже, и в целом мы решили, что косаток там встретить должно быть проще. К тому же там не было детей.

Наши спасители Анатолий с супругой к тому времени уже были в Петропавловске, и мы связались с ними, чтобы узнать, как обстановка на маяке. Выяснилось, что там отбывают вахту какие-то новые люди. Мы ехали почти тем же составом, только вместо Саши Волкова был Миша Нагайлик. Дорога и выгрузка прошли штатно – во всяком случае, с нашей стороны, а вот для новых маячников это, кажется, стало серьезным потрясением, когда после полугода, проведенного в одиночестве на почти необитаемом острове, к их берегу неожиданно подошел пэтээр и выгрузил кучу странного груза и четырех всклокоченных биологов с безумными глазами. Честно говоря, я бы на месте маячников была совсем не рада незваным гостям, но нам повезло – в отличие от меня, они оказались добрыми людьми и встретили нас тепло и гостеприимно. Через несколько часов после выгрузки мы уже сидели у них на кухне и уплетали домашний суп под оживленную беседу.

Маячников на сей раз оказалось не двое, а трое – к традиционной супружеской паре, какими обычно укомплектовывают маяки, зачем-то добавили холостого мужичонку по имени Дима. Будучи классическим петропавловским бичом и алкоголиком, Дима сам не помнил, как нанялся на маяк, и пришел в сознание уже на борту гидрографического судна, идущего на Карагинский. После того как Дима перевел на брагу весь доступный сахар из годовых запасов маячников, остатки продуктов заперли на ключ, а ему стали выдавать положенную долю раз в неделю. Он разобиделся и демонстративно отказался работать, чего, впрочем, и до того не делал. В маячном поселке пить стало нечего, и высвободившуюся энергию он направил на то, чтобы донимать соседей, чем и занимался всю зиму. К нашему приезду Саша и Дима не разговаривали уже несколько месяцев и, по обоюдному признанию, не убили друг друга только благодаря миротворческой деятельности Сашиной жены. Обе стороны обрадовались новым людям и возникшему временному перемирию. Но в особенности рад был Дима, который следовал за нами неотвязно и бесконечно нудил, высказывая свои претензии к соседям и к миру в целом, время от времени уверяя, что, вообще-то, он афганец и служил в той самой Девятой роте.

Звериное население маячного поселка с прошлого года ничуть не изменилось – те же диковатые кошки в шалаше посреди ленинской комнаты и маленькая черная собачонка Тишка, которую уехавшие маячники оставили на попечение сменщикам. По ночам из тундры приходил молодой кудлатый лис, который заигрывал с кошками и собакой. Едой он не очень интересовался, и складывалось впечатление, что он просто изнывает от скуки. Мимо поселка изредка проходили олени, медведь и даже росомаха, оставляя свои следы на песчаной лайде.