Он жалел только о той свободе, которую ощущал в себе в то время, о свободе, которой тогда жил и которая жила в его груди.

И как странно, что вспомнил о ней Константин в тот момент, когда понял, что женщина, которая идет рядом с ним, вызывает у него интерес и желание.

– Вы меня совсем не слушаете! – услышал Константин возглас Наташи, которая оказалась почему-то у него за спиной. – Мне показалось, что вы хотели со мной пообщаться, чтобы потом ответить на один мой вопрос…

– Простите, – пробормотал Константин. – Я задумался. Я вел себя, как свинья!

Наташа поджала губы.

– Ну зачем так… резко! – возразила она. – Что ж! Задумались… Ну так что же! Придется мне начать сначала. Но прежде вы скажете мне, о чем вы думали! Итак, о чем же? Признавайтесь!

Константин покачал головой.

– Не стоит, – сказал он. – Я не хочу…

– Это были тяжелые воспоминания. Они раздавят вас, если вы не отдадите часть этой ноши кому-нибудь еще… – сказала Наташа тихо и совершенно серьезно, без тени кокетства, которое звучало в ее словах еще секунду назад.

– Кому-нибудь? – усмехнулся Константин. – Кому-нибудь такое не рассказывают.

– Вы уже начали, – возразила Наташа. – Тем более что я не «кто-нибудь». Мы знакомы уже около часа, и я ясно вижу, что нравлюсь вам.

Она помолчала, глядя на смутившегося Константина, и добавила:

– И вы мне тоже. Рассказывайте.

Константин вновь посмотрел ей в глаза, увидел в них готовность принять чужую боль и больше сдерживаться не смог.

– Я вспоминал брата, сожженного бандитами, – тихо сказал Константин. – Последнего человека, который меня любил.

В тот день в Сокольниках и позже, в ресторане, Константин рассказал Наташе все об Игнате. Он ни словом не раскрыл ей своего прошлого, сразу ставшего для него чужим и далеким.

Самому себе он казался человеком без прошлого, родившимся совсем недавно, после того как Серж сделал ему новое лицо. Прошлое тянуло его в бездну, из которой не было выхода, и Константин старался оттолкнуть его от себя. Он хотел избавиться от всего, что соединяло его с прежней жизнью.

Пока он говорил, Наташа слушала молча, притихшая и внимательная. Константин говорил, словно с самим собой, и это было лучше всего – он не вынес бы ни расспросов, ни уточнений, ни сочувствия. Слишком тяжелым было для него то, что он рассказывал Наташе.

Но она, словно поняв его состояние, не задавала вопросов, ничего не уточняла, даже, когда ей было непонятно что-то в его рассказе, не выражала своего сочувствия. Она просто шла рядом с Константином и молчала, слушала и лишь иногда как-то сжималась от острой жалости и необъяснимого влечения к этому человеку.

Он не назвал ей своего настоящего имени. Он сам хотел бы считать себя Кириллом Потаповым, но пока не мог этого сделать. Он ей представился именно этим именем и сам с удивлением примеривал его к себе, когда она называла его Кириллом. Словно имя кого-то третьего, кто незримо присутствовал при их разговоре.

Потом, в ресторане, Константин устал – и от боли, которая вспыхивала в нем с той же интенсивностью, как и тогда, когда он ворочал кочергой кости своего брата, и от самого себя, стремящегося освободиться от этой боли.

И вновь Наташа поняла его и взяла инициативу на себя. Она принялась рассказывать о себе и продолжала говорить, даже видя, что Константин не в состоянии ее слушать хоть сколько-нибудь внимательно. Но она продолжала рассказывать и старалась ответить на его откровенность не меньшей откровенностью.

У нее в жизни не было столь серьезных трагедий, как у Константина. Но и она страдала, пусть от вещей гораздо менее значимых, но имеющих большое значение для нее. Это была ее трагедия; она относилась к своему несчастью именно как к трагедии.

Наташа рассказала ему, как очень долго комплексовала из-за своего лица, отмеченного при рождении знаком, который многие считают знамением избранности, но она испытывала от этого одни страдания. Ей очень трудно было избавиться от чувства второсортности, которое мужчины очень быстро в ней обнаруживали и рано или поздно начинали пользоваться этим своим открытием. Она находила в себе силы расставаться с ними, хотя это почти каждый раз стоило ей больших душевных мук.

Со временем она научилась не обращать внимание на злополучную отметину на лице. Но тут же ей пришлось сделать еще одно открытие – мужчины реагировали на нее однозначно, точно так же, как и прежде. В их представлении она была «дурнушкой», которая должна быть благодарна мужчине за то, что он обратил на нее свое внимание, и должна платить ему за внимание своей любовью.

Вначале она злилась, потом поняла, что это проявление мужской слабости и ограниченности – только и всего. И успокоилась. Себе самой она в этом поединке отдала место победителя.

Мужчины постепенно почти совсем исчезли из ее жизни, оставшись в ее душе лишь в образе какого-то не встреченного ею идеала, в реальности существования которого она в последнее время начала все сильнее и сильнее сомневаться.

Наташа активно принялась самостоятельно устраивать свою собственную жизнь и добилась довольно многого, выбрав профессию тележурналиста. Причем выбор ее был продиктован скорее всего высокомерием ко всем тем, кто считал ее «дурнушкой».

Сама она себя некрасивой не считала, к пятну на лице привыкла настолько, что часто просто не замечала его, глядя в зеркало, и была твердо уверена, что и все, кто ее окружает, должны к ней привыкнуть и увидеть, наконец, что она не только не хуже, но даже лучше, талантливее многих из тех, кто попал на телевидение благодаря своей смазливой физиономии, а как журналист абсолютно ничего из себя не представляет.

Но она совершенно не приняла во внимание то обстоятельство, что рано или поздно настанет такой момент, когда она почувствует необходимость самой показаться на экране, поскольку никто, кроме нее, не сможет воплотить те идеи, которые она вкладывает в свои передачи. Это ее творчество, и она сама должна воплощать его в экранные образы, иначе и быть не может.

Глядя на ведущих, которые, при всей их опытности и таланте, беззастенчиво корежат ее текст и тщательно разработанную ею психологическую атмосферу ее передач, она не могла не захотеть сделать все сама. И добилась того, что ее выпустили в эфир.

Чем все это закончилось, она Константину рассказала. Очень скоро ее убрали из эфира, перекрыв дальнейшую дорогу к воплощению своих идей. А только это и составляет смысл ее жизни.

Только так Наташа и могла бы реализовать себя, других возможностей у нее нет. Она слишком долго шла в одну сторону, чтобы возвращаться и искать новую дорогу. Она, наконец, не хочет признавать себя побежденной! Если она сейчас опустит руки и смирится, то никогда и ничего уже больше не сделает, она будет раздавлена своим несчастьем до конца жизни. И скорее всего ждать его ей остается не слишком долго.