Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Две ответственные за это державы, Англия и Франция, очень скоро, пусть и неясно, но почувствовали, что совершили капитальную ошибку. Из этого неясного, туманного понимания они сделали два абсолютно разных вывода. Англия решила постепенным смягчением условий Версальского мира «умиротворить» (appease) Германию и тем превратить непримиримого противника в добровольного помощника в деле мирного урегулирования. Франция, напротив, решилась использовать упущенный в Париже шанс и добить врага. Противоречия между двумя бывшими союзниками в полной мере обнаружились в 1923 году, когда Франция оккупировала Рур[80]. Англия не поддержала этот агрессию, Франция была вынуждена отступить и дальше скрепя сердце следовать за английской политикой «appeasement»’a («умиротворения»). Этот «appeasement» начался не в Мюнхене в 1938 году при Невилле Чемберлене, как гласит историографическая легенда – в Мюнхене «appeasement» как раз закончился, – но в Локарно в 1925 году[81] при брате Невилла Остине Чемберлене.
Следующий период истории международных отношений в Европе, который в Германии связывают главным образом с именем Штреземана, со странной точностью соответствует внутригерманской истории после выборов Гинденбурга; даже хронологически эти периоды почти совпали – начались в одно и то же время (только международный период длился дольше, потому что и Брюнинг, и Шлейхер, и Папен, а в первые пять лет и Гитлер, по крайней мере внешне, двигались в фарватере английского «appeasement»’a): точно так же в Германии правые противники республики в это время уже готовы были ее признать, предполагая в ней править; сама Германия некоторое время была готова уважать парижское мирное урегулирование, предполагая блок за блоком его демонтировать.
Так все и получилось. Успехи Штреземана, Брюнинга, Папена и Шлейхера – договор в Локарно, вступление Германии в Лигу Наций, досрочный вывод оккупационных войск из Рейнской области, фактическая отмена репараций[82], принципиальное согласие на паритет Германии в области вооружений – значили ничуть не меньше, чем успехи Гитлера, то есть вооружение Германии, превосходящее вооружение других стран, всеобщая воинская обязанность, морское соглашение Хора и Риббентропа[83], ремилитаризация Рейнской области[84], аншлюс Австрии[85], присоединение Судетской области[86]. За одним исключением: предшественники Гитлера все делали для того, чтобы подчеркнуть примирительный характер своих успехов, чем и поддерживали у Англии уверенность в необходимости продолжения политики «appeasement»’a; Гитлер, наоборот, изо всех сил старался изобразить дело так, как если бы его успехи на международной арене были результатом ожесточенной борьбы с враждебным Германии миром, – что ему удалось, и не только благодаря его тотальному контролю над немецким общественным мнением, но еще и благодаря совершенно определенной предрасположенности этого общественного мнения. Немцы хотели в борьбе добиться триумфа над ненавистной Версальской системой и были бы не так счастливы от внешнеполитических успехов, если бы они были достигнуты мирно и во имя умиротворения. С другой стороны, Гитлер, конечно, постоянно портил настроение английским партнерам тем, каким способом он преподносил широкой публике свои внешнеполитические успехи, которые ему дозволялись, а то и устраивались. Англичане не могли не видеть, что Гитлер вовсе не собирается отвечать им услугой за услугу, то есть содействовать миру в Европе и превращать Германию в часть системы укрепления мира, да еще пересмотренного в ее же пользу. Все чаще и чаще их посещало подозрение, вполне обоснованное, надо признать: все то, что они позволяют Гитлеру выигрывать во имя укрепления европейского мира, Гитлер использует для усиления Германии и подготовке к грядущей войне. Аншлюс Австрии восприняли в Англии не поведя бровью; присоединение Судет Англия готова была обсуждать, но уже Мюнхенское соглашение, отдавшее Судеты Гитлеру в качестве удовлетворения «последнего территориального требования» Германии, вызвало в Англии ожесточенные споры[87]. Когда спустя полгода Гитлер нарушил этот договор и захватил Прагу[88], все было кончено. «Appeasement» был похоронен, на его место в Англии встала угрюмо-печальное ожидание неизбежной войны с Германией.