Более 50 % француженок не состоят в браке. Даже после рождения ребенка далеко не все бегут под венец или регистрируют свои отношения.

В этом смысле англосаксы очень отличаются от французов. Если мы считаем, что брак (свадьба, кольца, подарки и т. д.) является логичным развитием союза мужчины и женщины, французы ставят под сомнение его необходимость. Мы все чаще обращаемся к религии и книгам о том, как можно своими силами изменить собственную жизнь, говорим о морали, семье и прибегаем к помощи экспертов в семейных вопросах, французы с растущим скептицизмом расценивают влияние церкви и государства на семейные вопросы. Для нас брак – это символ социального статуса, а многие французы считают, что это пережиток буржуазной культуры и дремучего Средневековья.

Я знаю много французских пар, и я совершенно не в курсе того, кто из них официально состоит в браке, а кто нет. Мне не хочется задавать им этот вопрос, а их самих эта проблема мало интересует. В общем, вопрос брака не играет у французов такой роли, как у нас. Директор национального института демографической статистики (INED[85]) Франс Прио говорит:

«Франции свойственно отторжение старых норм и многих проверенных веками установок и институтов, что характерно для французского духа. Во Франции нет социального давления, заставляющего людей вступать в брак. Такая ситуация характерна для самых разных социальных групп населения. Люди задают вопрос: «Зачем жениться или выходить замуж?»

Действительно, зачем?

Конечно, французы продолжают устраивать большие церковные свадьбы и приглашать гостей. Они обожают трехдневные свадебные мероприятия где-нибудь в деревне, на которых радостно куражатся и дебоширят. Существует целая индустрия, связанная со свадьбами, и профессиональные организаторы этих торжественных мероприятий. Франция, как ни крути, является частью мировой экономики, и в ней есть McDonalds, ТВ ток-шоу и другие формы коммерческой биомассы, которые обосновались в других странах. Однако француженки не торопятся встать перед алтарем. Например, Сеголен Руаяль[86], будучи кандидатом на пост президента, не была замужем, а состояла в гражданском браке. Ее семейное положение могло шокировать рядовых американцев, но не французов.

Многие французы не только отрицают традиционный институт брака, но цинично относятся к символам и мифам, которые «идут» с этим институтом в одном пакете. Я говорю, в том числе, о вере в совместную жизнь и счастье до смерти. Американцы помешаны на свадьбах и институте брака в целом. Для нас бракосочетание – один из основных жизненных этапов и самых радостных моментов, в подготовку которого мы готовы вложить массу сил и средств для того, чтобы остаться вместе до конца наших дней. Как мы прекрасно знаем, далеко не все браки доживают до этого.

Согласно результатам исследований критический период отношений наступает сейчас не через семь лет после регистрации брака, как это было ранее, а уже спустя три года. Ситуация становится настолько критической, что, по сообщениям одного исследователя газете New York Times, «некоторые выходящие замуж и женящиеся начинают чувствовать себя менее счастливыми уже во время свадебного обеда».

Брак можно сравнить с маленькой вселенной, которая начинается Большим взрывом, после чего материя распространяется в самые дальние уголки космоса и удаляется друг от друга. Впрочем, нас это совершенно не останавливает, и мы продолжаем рьяно вбухивать в свадьбы деньги и энергию так, словно наша культура гарантирует нам счастливый конец.

* * *

С представлением о том, что человек должен быть счастливым, сложно спорить. Счастье – это хорошо. Счастье – это великая американская ценность. Стремление к счастью стало практически чертой национального характера, так что все несчастные люди выглядят непатриотично. Эдит Уортон однажды заметила, что американцы стремятся к «трагедии со счастливым концом». Американцы любят сериал «Клан Сопрано» и «Клиент всегда мертв».

И когда нам становится грустно, мы продолжаем улыбаться и стараемся выглядеть счастливыми. Это мы изобрели смайлик с улыбающимся счастливым лицом. (Какие еще вам нужны доказательства?) Помню, когда я была совсем юной, положение и состояние страны было далеко не удовлетворительным, но лейтмотивом существования служила песня «Не волнуйся, будь счастлив!» (Don’t worry; be happy!) Бобби МакФеррина (Bobby McFerrin). В то время я поддалась всеобщему психозу и искренне старалась чувствовать себя счастливой. Я много читала и не была похожа на других девочек, я общалась с небольшой группой подруг, которые были такими же социальными изгоями, как и я сама. Мы выросли в условиях тирании королев выпускного бала, чир-лидеров и других представительниц правящего класса американских девочек. Мы старались не выделяться и быть похожими на всех остальных, но наши фиги в карманах и улыбки на лицах не выглядели естественно. В подростковом возрасте мы познакомились с идеями Сартра и, в том числе, с одним из его главных постулатов: L’enfer, c’est les autres! – К черту всех остальных!

Француженок не назовешь записными красавицами, но они обладают даром превращать свои странности, даже неказистые внешние данные, в чувственность и сексуальность. И самое главное – они умеют скуку превращать в вид современного искусства.

Совершенно не удивительно, что нашим идеалом стали француженки. Они казались нам чувственными и независимыми, они бросали вызов идеалу стандартной красоты, к которому стремились окружающие нас сверстницы. Француженки не были записными красавицами, но обладали даром превращать свои странности, даже неказистые внешние данные, в чувственность и сексуальность. И самое главное – они умели скуку превращать в вид современного искусства. Чувственность француженок была скрыта налетом меланхолии. Они опирались на руки своих мужчин, одетых в странные шляпы и в еще более странные ботинки. На эти пары было приятно смотреть, и взгляд отдыхал от вездесущей натянутой улыбки наигранного счастья, которые мы видели вокруг. Загадочность и меланхолия француженок казалась нам гораздо более привлекательной, чем 365 дней солнечного счастья в году.

Вероник Вьенн выросла во Франции и во взрослом возрасте переехала жить в Штаты. Она упорно работала нам созданием внешнего вида «незамутненного счастья», она тренировала перед зеркалом улыбку и выражение «Мисс самодовольство». Ей принадлежат следующие слова: «Эта страна накладывает обязательство выглядеть счастливой, от чего я ощущаю себя совершенно несчастной». Вьенн сделала очень прозорливое наблюдение о том, что американское счастье является заменой французского joie de vivre[87].