Они поскакали на юг. Командовал ими умный человек. Я подъехал к Алейне. Она взглянула на меня.

— Похоже, тебя не закуют в цепи, — сказал я.

— Я так рада, — ответила девушка.

— Не расстраивайся, — успокоил я ее. — Они еще успеют тебе надоесть. Тебя будут заковывать часто и надолго.

— Вот как? — вздернула она носик.

— Посмотришь, — заверил я рабыню. Она лукаво улыбнулась.

— Они хотели заковать меня самую первую, — засмеялась она. — Я стояла самой первой в шеренге. Мне пришлось бы вести за собой всех рабынь!

— Тебе бы никуда не пришлось их вести, — сказал я. — По пустыне рабынь не водят. Их сковывают попарно и перебрасывают через седло кайила.

— Если бы мы пошли пешком, — упрямо повторила она, — я бы шла первой.

— Конечно, — сказал я и поднял ее в седло.

— А я между тем не самая высокая, — заметила она. — Там были девушки выше меня ростом.

— Ты случаем не наглеешь? — поинтересовался я.

— Ну, конечно нет, господин, — замотала она головой. — Но ведь все это означает, что я самая красивая!

— Среди тарсков даже слин в цене.

— О, господин, — вздохнула она, и я посадил ее в курдах. Она встала на колени. Кончиком копья я поднял с песка ее чадру и бросил к ее ногам.

— Почини и прикрой свой ротик. Что-то последнее время он стал очень часто открываться.

— Хорошо, господин.

Я посмотрел на восток. В сторону каравана скакало не менее четырехсот всадников.

— Господин, — позвала девушка.

— Что еще?

— Я знаю, что я красивая.

— Кто тебе сказал? — спросил я.

Алейна стояла в курдахе на коленях, положив чадру на ноги. Потом она выпрямилась и гордо вскинула подбородок. Шея у нее действительно была великолепна, длинная, белая, аристократическая. Даже металлические застежки ошейника смотрелись на ней как дорогое украшение. Глаза ее сверкали поразительным голубым цветом, а по плечам рассыпалась роскошная белокурая грива.

— С чего ты взяла, что ты красивая? — спросил я.

Она встряхнула головой, а потом взглянула мне прямо в глаза. Пальцы ее поглаживали металлический ошейник.

— Потому что меня взяли в рабство.

Я вытащил ятаган, намереваясь закрыть полог курдаха.

Аретаи неслись в направлении каравана. До них оставалось не более двух пасангов. Теперь я видел, что с запада в нашу сторону тоже скакало человек двести всадников. Рассчитано было неплохо, только каваров к этому времени уже и след простыл.

— Разве я не права, господин?

— Конечно, права, рабыня. Если бы мужчины не посчитали тебя красивой, они бы с радостью оставили тебя на свободе. Только самые красивые девушки удостаиваются клейма и ошейника. Чем красивее и оригинальнее выглядит женщина, тем больше у нее шансов угодить в рабство.

Она смотрела на меня широко открытыми голубыми глазами.

— Когда настоящий мужчина видит красивую женщину, ему хочется ею обладать.

— В этом мире они могут себе это позволить.

— В этом мире они так и живут.

— Бедные женщины! — вздохнула Алейна. Я пожал плечами.

— Господин, — позвала она. — Да?

— Можно, чтобы Алейна, твоя послушная девушка, твоя исполнительная рабыня, начала учиться танцевать?

— Ты еще не забыла молодого кочевника? — спросил я. Она мрачно потупила взор.

— Не умея танцевать, тебе будет трудно его покорить.

— Да он просто скотина! — взорвалась она. — Он ужасный! Ужасный! Ты видел, как он меня оскорбил?

— А ведь ты можешь попасть к такому же.

— Ужасно, — простонала она и заплакала.

Невзирая на ее возмущение, я ощупал ее тело. Оно было горячим и влажным.

— Хорошо, маленькая Алейна, — сказал я. — Я научу тебя танцевать, ибо в твоем теле горит огонь рабыни.

— Нет!

— Огонь рабыни, — повторил я и захлопнул полог курдаха.

С востока и с запада на караван налетели визжащие аретаи с копьями и ятаганами. Ни каваров, ни та'кара они не нашли.

Сулейман был умным и рассудительным человеком. К тому же он обладал большим вкусом. Он внимательно изучал камни. Он подготовил мне ловушку. — Двадцать пять весов финиковых кирпичей, — сказал он.

— Девяносто, — ответил я.

— Ты назвал слишком высокую цену.

— Но твоя цена, великий паша, показалась мне чересчур низкой.

— Где кавары? — заорал Шакар, предводитель аретаев, когда его отряд окружил караван. Рядом с ним восседал на кайиле его сподвижник Хамид.

— Уехали, — пожал я плечами. Если бы они попались в ловушку, живым не ушел бы никто.

Таких людей, как Сулейман, надо уважать.

Реальная стоимость камней, как я выяснил в Торе, составляла от шестидесяти до восьмидесяти весов финиковых кирпичей. Естественно, меня интересовал не торг, а возможность встретиться с Сулейманом. Прошел уже месяц с тех пор, как я приехал в оазис. И только сегодня паша согласился принять меня. Не так давно сюда же прибыл с караваном Ибн-Саран. Всего в Девяти Колодцах проживало около двадцати тысяч человек, в основном мелкие фермеры и ремесленники с семьями. Это был один из самых крупных оазисов в Тахари. Для меня было очень важно повидать Сулеймана. В подтверждение своей легенды я хотел продать ему камни. Кроме того, получив за камни финиковые кирпичи, я мог бы по дороге на восток с успехом выдавать себя за торговца финиковыми кирпичами. Меня не оставляло подозрение, что согласие Сулеймана предоставить мне аудиенцию как-то связано с прибытием в оазис Ибн-Сарана. Похоже, он решил защищать мои интересы. Конечно, он помнил меня по дому Самоса. Я уже решил, что, если не удастся увидеть Сулеймана в ближайшее время, надо отправляться дальше. Без проводника это было чрезвычайно опасно. В Тахари принято убивать тех, кто пришел составлять карты этой страны. Местные жители хорошо знают пустыню и не хотят, чтобы ее узнали другие. Без проводника, знающего, где искать воду, отправляться в Тахари — самоубийство. Я предлагал проводникам хорошие деньги, но ни один человек до сих пор не откликнулся. Все ссылались на угрозу войны, утверждая, что в такое время отправляться в путь чрезвычайно опасно. Я подозревал, что им просто запретили соглашаться. Удалось вроде бы уговорить одного парня, но на следующее утро он явился ко мне и сказал, что передумал. Слишком опасно в такое время пускаться в путь по пустыне. Иногда мне попадался Хамид, помощник Шакара, предводителя отряда аретаев. Он по-прежнему был уверен, что я каварский шпион. Но как только в оазис прибыл Ибн-Саран, меня допустили к Сулейману. Может быть, Сулейман ждал Ибн-Сарана? У меня создалось впечатление, что Ибн-Саран пользовался в Девяти Колодцах влиянием большим, чем можно было ожидать от простого торговца солью. Я видел, как люди отступают в сторону перед его кайилом и приветственно поднимают руки.