И тут он все понял. Не ту девку Ладой своей назвал! Не пойдет она за ним на край земли. Ей хоромы да слуги ближе, чем простая жизнь с дружинником. А он ей душу открыл, в сердце пустил, женой своей пожелал сделать! А она? Предала его. Руки не взяла. Но оно и к лучшему, что сейчас ее суть открылась подлая. Не будет она ему подругой верной, не будет подле него, коли судьба ратная далеко дружинника забросит. А все слова ее нежные – ложь, как есть ложь! Играла она с сердцем его молодецким, да по настоящему никогда не любила. Вот и доказала то сейчас.

И проникла в сердце Ярослава боль дикая, раздирающая. Ох как больно ему оттого, что полюбил он ее больше жизни своей, а она предала чувство сильное да вечное. Он ей душу открыл свою волчью, а она туда наплевала и сейчас нос от него воротит, очи лживые за ладонями пряча.

«Сучье племя! – выругался про себя новгородец. – Она такая же, как и все они! Ничем не лучше, а то и хуже. Ловко притворялась все это время, обманула сердце верное!»

Посмотрел Ярослав на дочь купеческую сверху вниз презрительно да пошел прочь из терема, бросив взгляд на мертвого холопа.

«Жаль, что остановил. Вот кого она действительно достойна!»

Тут он вспомнил про платочек шелковый, что сердце согревал. Вырвал его из-под рубахи да бросил на пол перед собой. Сверкнула ткань золотистая, напомнив ему о волосах девки лживой.

«Все обман! И злато-то фальшивое!»

Наступил Ярослав гневно сапогом на платок, обтер подошву грязную да прочь пошел, не оборачиваясь, будто и не было его здесь вовсе.

Святослава же, в углу замершая, лишь вслед ему посмотреть успела. Поняла, что никогда он к ней не вернется. Не простит такого предательства. Встала она бледная с пола да подошла к платочку шелковому, что подле выхода лежал, как свидетельство несостоявшихся обещаний и клятв верности. Подняла с пола ткань золотистую да заплакала. Никогда она не увидит Ярослава более. А если и увидит, не признает ее тот! Вот бы батюшка скорее вернулся да утешил сердце девичье, как он один умел.

Новгородец же стремительно шел по улицам Киева к княжьему двору. Гордо нес свою светлую голову. И не скажешь со стороны, что боль дикая внутри его мучала, сердце кровью обливалось да стонала душа раненая.

Но ничего, вырвет он когтями острыми память о девке златовласой! А если понадобится, вместе с сердцем вырвет! Но не будет она больше в его думки лезть, не будет его сердце тревожить. Недостойна того, чтобы память о ней осталась. Вырвет все из груди, что их связывало! Время пройдет, и не вспомнит, как выглядела, а если и вспомнит, то лишь посмеется, как давно это было. И в том служба ратная ему помощницей будет. Хорошо, что далеко его князь отсылает. Успеет он все позабыть да рану душевную зализать. Но урок выучен, теперь ни одной девке ни в жизнь не поверит! А коли в душу станут лезть, сразу покажет, где их место. Все они сучье племя, вот и будет он обращаться с ними подобающе.

Три десятка дружинников спускались к Волге-реке. Широко раскинулась речка русская. Хорошо душе на тех берегах, привольно.

Вдохнул широкой грудью Ярослав воздуха свежего утреннего. Вот оно, прибыли!

– Встанем лагерем в лесочке рядом, чтобы никто нас не приметил, – указал он Мстиславу на лес дремучий.

И помчали всадники к лесу. Дружинники перекликались меж собой весело. Да один Ярослав хмурый был. Радомир пытался на разговор его вызвать, а тот только отмалчивался, думу свою думывал.

Вот и сейчас, как встали лагерем посреди леса дружинники да сели подле костра, новгородец к ручейку отошел, что был недалеко, и сел в одиночестве.

Никто не решался расспросить, что же с ним случилось. Из Киева уже такой выехал, суровый да молчаливый. Мстислав же Радомиру намекнул, что, мол, со Святославой что-то не сладилось. А Ярослав как имя ее услышал, так рассвирепел, что решили други его навсегда про девку ту молчать. Вот и сейчас сидит себе витязь отдельно да смотрит в черную ночь, будто волк на луну воет.

Но шло время. Зима подбиралась к Волге-реке. Местные племена прознали, что в лесу дружинники поселились. Стали к ним хаживать да товары менять на деньгу киевскую. Вятиче же пока держались обособленно. Не доверяли дружинникам княжеским, следили за ними пристально. Вот и решил Ярослав к ним сам пойти. Взял с собой Радомира да Мстислава и направился к вятичам в селение.

Те его с почетом встретили, но не кланялись. Новгородец же сразу приметил, что воины славные есть в племени. Жили просто, но всегда были наготове отразить атаку врага.

Ярослав потолковал с их вождем, мол, с дружбой они пришли. Сам князь Киевский того желает. А вятичи его не слушали, все более молодца рассматривали. Тут вождь и сказал ему:

– Дружбу предлагаешь, молодец, а достоин ли ты ее? Покажи, какой ты ловкий да сильный, победи нашего воя. Вот тогда о дружбе и будем говорить.

Ничего витязю не оставалось, как на поединок выйти с молодым вятичем. Да тот крупный был детина, руки, как у медведя. Но не испугался дружинник киевский, чай, и медведей заваливал.

Сцепились молодцы врукопашную, да как стали крутить друг друга да бросать на землю сырую, будто звери хищные. Казалось было, что вятич скоро победит Ярослава, да тот не сдавался. Хитростью его в ловушки свои заманивал, пока не повалил на землю и руку так не заломил, что тот взвыл о пощаде.

– Хороший ты воин киевский, уложил нашего брата. Будет тебе дружба вятичей! – улыбнулся вождь племени да Ярослава обнял.

Так и стали они дружбу водить. Дружинники с молодцами вятичей тренировались, обучали друг друга приемам разным. Киевские мечом да булавой махать, вятичи – охотиться да дичь выслеживать.

– Видишь, как наш брат с вашим сдружился. Вон какие у тебя молодцы, –сказал радостно Ярослав вождю. – Хочешь, послужат они князю Киевскому, покажут силушку свою да почет женкам привезут?

Задумался вождь вятичей. Понял, на что намекает дружинник киевский. Хотел воинов взять новых князю на службу.

– Я бы их и отдал, да только не все здесь князю Киевскому рады. Там, за лесом, есть еще одно селение вятичей. Если воинов вам отдам, те на нас нападут и перебьют как предателей. Уж больно им волюшка дорога, никому кланяться не станут.

– А князь Киевский и не просит кланяться, только дружбу водить хочет. Может, растолкуешь им то?

– Не послушают. Здесь давно уже прознали, что в лесу вои из Киева обосновались. А когда кому-то из наших в голову пришло с вами шкурками обмениваться, так сразу перерезали ему глотку вятичи из другого селения. Поминай теперь, как звали.

Да, сложное было дело. Но Ярославу нужны были воины дополнительные. Самому князю добыть обещался.

– А сколько у них там молодцев? – спросил новгородец, прикидывая свои шансы, если силой решат разобраться с непокорным селением.

– Молодцев у них пятьдесят, не более.