— Очень красиво… — прошептала я, невесомо водя подушечками пальцев по линиям золотого лягушонка.

— Только, кажется, я не угадал с подарком, тебе теперь надо жар-птицу дарить.

Какой мрачный тон. Быстро вскинула глаза на Мистера Совершенство. Значит, Дима все-таки заметил мое превращение. Но почему хмурится, почему сощурил свои невозможные синие глаза, и сердито сжал губы, будто я его разозлила, разочаровала своей красотой?

— Дочка, мой руки и проходи, голодная небось, — послышался ласковый голос мамы.

Когда ела последний раз, не помню, но и не голодная совсем. Какая уж тут еда, когда Дима приехал. Какая уж тут еда, когда Дима вместо ожидаемого восхищения почему-то волком смотрит.

— Ты сегодня очень хорошо выглядишь, Инна, — сделала комплимент бабушка Тоня. Оказывается, старшие Ковалевы тоже здесь, а я никого, кроме Сэра Бесподобного не видела. — Прямо раскрасавицей стала, хоть в кино снимай.

Еще бы, три часа в салоне красоты провела.

— Цвету и пахну, бабушка Тоня.

— Чем пахнешь! — спросила Ульянка.

— Пионом, дамасской розой, бергамотом, апельсином и немного белым мускусом.

А Дима все так же хмуро и сосредоточенно на меня смотрел.

О чем он думает, интересно знать?! Как хочется проникнуть в его голову, по пути еще и в сердце заглянуть, может, удастся найти для себя уголочек, а потом постепенно и всю территорию оккупировать.

— Как поживаешь, Мистер Совершенство?! Давненько тебя не видели в наших пенатах.

— Твоими молитвами, — произнес Дима, продолжая пялиться и хмуриться.

Молилась, Дима, молилась, каждый день молилась, чтобы ты приехал… Но все пошло совсем не так, как я мечтала. И во мне сейчас такая растерянность, что я даже про свою язвительность позабыла.

— Скажи, как возмужал, какой красавец, — засветился гордостью взгляд дедушки Димы. — Совсем как я в молодости.

— Если, конечно, не брать во внимание тот факт, что ты был на целую голову ниже внука и худющий, как палка, — вставила бабушка Тоня и все засмеялись.   

— Ага, цветет и пахнет, — дурашливо пела я, улыбаясь от уха до уха.

— А Дима чем пахнет? — допытывалась Ульяна.

— Цитрусами, кедром, витивером, бергамотом, морем и немного красным перцем, — выдала почти полный спектр одеколона, которым, раньше пользовался Мистер Парфюма Много Не Бывает.  

Еще бы, я столько его футболок перенюхала.

— Кажется, пока меня не было, ты стала специалистом по ароматам.

— А то, — продолжала беспечно улыбаться я, — ты так долго отсутствовал, что я успела проявить множество скрытых и явных талантов.

Синие глаза сощурились, хлеща полосками синевы. Он всегда щурился, когда злился. Но почему Дима злится?! Что я такого сделала?! Ведь еще даже гадостей не успела наговорить.

— Каких именно?! — поинтересовался Мистер Совершенство.

— Давай я тебе потом расскажу, долго перечислять, а я ужасно голодная.

Развернулась и, грациозно вышагивая, направилась в ванну мыть руки.

Расскажу, а возможно, даже покажу, продемонстрирую на практике, как я теперь могу парнями вертеть.

Мистер Совершенство

За годы, проведенные далеко от дома, я и думать забыл о вредной сводной сестрице. Мне было некогда, новая страна, учеба, друзья, карьерные амбиции, на которые приходилось вкалывать как Папа Карло, иногда без выходных да проходных, потому что в Европе хоть и поменьше, но тоже двигают, прежде всего, своих.

Нет, неправда, думал, конечно, как о чем-то родном и донельзя забавном. На расстоянии почему-то вспоминались только хорошее, точнее, даже плохое казалось хорошим. Она была такой языкастой заразой, гордячкой, быстро загоралась, так неистово защищала все, что считала для себя близким. На расстоянии даже Иннино ослиное упорство и привычка то и дело вцепляться в волосы воспринимались совсем иначе. С теплой улыбкой, каким-то даже восхищением: «Вот же чертовка! Невозможная девчонка». Видимо, потому что Лягушонок никогда не опускалась до подлости, если и делала какую-то каверзу, плевалась, подкладывала жвачки, то только в ответ на агрессию или унижение со стороны других.

Я очень соскучился по всем родным, накупил кучу подарков. Шарфик для Инны нашел спонтанно, шел мимо какой-то витрины, глаза выхватили зелено-рыжее буйство, невольно начал улыбаться и что-то теплое разлилось в душе. С лягушонком дольше мучился, много сайтов облазил, пытаясь найти вещицу, похожую на мою неугомонную сводную сестрицу. И не угадал, совсем мимо, меня обманули, жестоко надули, от прежней рыжей вредины ничего не осталось…

Нет, сначала все было хорошо, даже отлично, такой теплый уютный вечер в окружении родных. А потом послышался веселый женский голос, я поднял глаза и получил солнечный удар… прямо в голову, глаза, живот, пах. Сначала я даже Инну не узнал, точнее, не мог смонтировать в своей голове голос, несомненно, принадлежащий сводной, чтоб ее так, сестре, и прекрасную девушку, стоящую в дверном проеме. Высокая, длинноногая, со всеми нужными для идеальных ног просветами, фигурой, которой многие модели позавидуют. Одно точеное плечико нагло обнажено, а дальше еще хуже, точнее, лучше, точнее, фиг поймешь. Нет, она, конечно, уже начала хорошеть, когда я уезжал, но все равно возникло ощущение, что тут не обошлось без пластического хирурга. Как могли нелепые черты сложиться в эту красивую соблазнительную картинку… Но окончательно меня доконали ее губы: пухлые, сексуальные, манящие, раньше они казались неуместно большими на ее лице, а сейчас вызывали жажду и голод, хотелось к ним приникнуть, смять, сожрать… потому что нельзя быть красивой такой, нельзя так безбожно искушать. Ровные белые зубки, тонкий носик, большие глаза и блестящие волны волос, в которых навсегда застряло солнце.

Внутри вдруг вспыхнула злость, такая же яркая, как ее волосы. Эта чужая красавица сожрала моего Лягушонка и теперь скалится. А я так соскучился по сводной бестолочи. Как она может быть такой красивой?! Зачем обернулась чужой жар-птицей! Как смеет переворачивать все с ног на голову, скручивать внутренности тугим узлом, безбожно бить солнечным ударом? Эта девочка всегда вызывала во мне кучу неконтролируемых эмоций, но теперь, пожалуй, может произойти настоящее буйство.

Злость, раздражение, бушующее в теле, только увеличились, когда Инна снова вернулась в гостиную. Лягушонок даже двигаться стала по-другому. Раньше она все делала стремительно, была немного неуклюжей, вечно обо что-то ударялась, а потом жалобно пищала, но редко когда плакала. Сейчас в движениях появилась плавность, грация кошачьих и секс… Раньше в ней не было секса, или я не замечал. Сейчас в каждом движении, даже в том, как она чинно отрезает ножом мясо, подносит вилку ко рту, жует, улыбается, отбрасывает надоедливые красные волосы за спину, везде чудилась изощренная, тщательно выверенная сексуальность.

— Мистер Совершенство, — снова нагло улыбалась жар-птица, поглотившая моего Лягушонка, — дядя Саша сказал, что ты надолго в родную страну пожаловал. Неужели надоели заграницы?!