– Погоди, погоди, – обрывает меня Мелроуз. – Ты с кем-то переспала в туалете бара?

– Не просто с кем-то. С моим боссом.

Она закатывает глаза.

– Меня беспокоит не это. Мне трудно вообразить себе, как ты, мисс Чистюля, даешь кому-то в грязном общественном сортире.

– Знаю, это отвратительно, – мой желудок сжимается при одной мысли о миллиардах микробов, которые я, должно быть, притащила домой после этого. Но в тот вечер, если так подумать, это беспокоило меня меньше всего. – В общем, я никогда прежде не спала с клиентом. Я имею в виду, технически мой клиент – его отец, надо полагать. Но все равно я подчиняюсь ему, а не его отцу.

– Радость моя, на дворе двадцать первый век. И если это происходит по обоюдному согласию, кому какое дело? – Она отбрасывает салфетку в сторону, отпивает воды из бутылки и достает другую салфетку. – Это же было по обоюдному согласию?

– Да, – я вздыхаю. – Слишком обоюдному.

– И что это значит?

– Этот человек просто скотина. То он горячий, то холодный, как лед. Из тех, кто заботится только о себе, ну, понимаешь? То, что он говорит и делает, сбивает меня с толку. Но то, как смотрит на меня… – На мгновение мои мысли утекают куда-то в сторону, я вспоминаю тот вечер, когда мы впервые поцеловались.

– Звучит так, словно ты влюбилась.

– Я бы это так не назвала.

– Тогда как бы ты это назвала?

– Я предпочла бы никак это не называть, – отвечаю я. – К сожалению, чем сильнее я его ненавижу, тем сильнее мое тело хочет его. Такое ощущение, что моя голова настроена на одно, а тело – совсем на другое. Такого никогда раньше не было. Мел, я не знаю, что мне делать.

До меня вдруг доходит, что я так и не додумалась узнать, что за история с его матерью. То, как он отреагировал тогда, практически выхватив фотографию у меня из рук и бросив на меня убийственный взгляд, обескуражило меня. И это многое говорит об истоках этого поведения.

Я придвигаю поближе ноутбук, стоящий на кровати, и перевожу на него звонок.

– Что ты собираешься делать? – спрашивает Мелроуз.

– Так, поискать кое-что по-быстрому.

– Да нет. – Она открывает баночку с увлажняющим кремом и наносит его на кожу. – Нет, я имею в виду – что ты собираешься делать со своими чувствами?

Я пожимаю плечами и лезу в «Википедию» на страницу о Колдере-старшем. В левой части страницы перечислены имена его жен. Судя по всему, он состоит сейчас в четвертом браке. Его первую супругу, умершую ровно шестнадцать лет назад, звали Гвинет.

На ее имя не ведет никакая ссылка, а запрос по имени Гвинет Уэллс выдает мне короткий некролог, из которого явствует, что она скоропостижно скончалась в возрасте тридцати шести лет, оставив безутешного мужа и двенадцатилетнего сына.

На этом все.

От чего бы она ни умерла, Колдер-младший тогда был еще ребенком. Для него это должно было стать бедой, травмой, катастрофой. А если добавить к этому отца – трудоголика и эгоцентрика? Колдер зол не на меня, он зол на весь мир.

– Ты собираешься и дальше спать с ним? – спрашивает Мелроуз.

– Я бы этого совершенно не хотела. – Но прилив жара между моими бедрами свидетельствует об обратном.

– Тук-тук…

Я поднимаю взгляд от стола и обнаруживаю, что передо мной стоит Кин, держа в руках керамическую кружку, из которой свисает ярлычок от чайного пакетика.

– Я помню, что ты не пьешь кофе, но подумала, что могу заинтересовать тебя чашкой «Эрл Грея».

Она ставит кружку на бумажную подложку, лежащую у меня на столе, и поворачивает так, чтобы ручка оказалась у меня по правую руку.

– Выходные прошли хорошо? – спрашивает она.

– Серьезно, Кин?

– Что? – Она делает шаг назад.

– Ты собираешься тратить мое и свое время на болтовню ни о чем? Ты же в курсе, что через пятнадцать минут у меня начнется совещание директоров, – я чувствую себя виноватым за то, что рычу на нее. Честное слово, чувствую. Но нужно сохранять дистанцию между нами, поставить стену. Мне нужно, чтобы она ненавидела меня. Мне нужно, чтобы она держалась подальше от меня, потому что больше всего на свете я хочу быть рядом с нею.

Кажется, ни единого мгновения за все выходные я не мог заставить себя не думать об Аэрин. О ее мягких губах, о ее изящной походке. О том, как ритмично она раскачивалась в такт моим движениям тогда, в туалете бара, когда ее ногти впивались в мои плечи. Выражение ее лица, когда она кончила… Но всякий раз, когда я воспроизводил в памяти эти мгновения, перед моим внутренним оком всплывала картина того, как она смеялась вместе с тем красавчиком-доктором в униформе, и я жестко напоминал себе, что Аэрин Кин – это то, чего я не могу заполучить.

Она упирает ладонь в бедро.

– Ты серьезно? Я просто принесла тебе чая и спросила, как прошли выходные, а ты реагируешь на это вот так?

– Мы не стали друзьями только из-за того, что переспали друг с другом, Кин, – отвечаю я.

Она разворачивается на невысоком каблуке, отходит к двери и прикрывает ее.

– И ты не обязана приносить мне чай, – добавляю я.

– Это был жест доброй воли.

– Отмечено. И спасибо тебе за это. Но я считаю, чем меньше мы будем видеться, тем лучше, – говорю я.

Она сводит брови и явно хочет что-то сказать.

– Почему ты ведешь себя так, как будто хочешь послать меня – несмотря на то, что мы даже не встречались?

– Я не посылаю тебя, Кин. Просто говорю, что я хочу, чтобы на то время, которое ты еще будешь работать здесь, между нами сохранялись как можно более профессиональные отношения.

– Знаешь, чем сильнее ты пытаешься делать вид, будто намерен впредь держаться в рамках, тем меньше я тебе верю, – заявляет она. – Это выглядит как чрезмерные старания.

Она меня раскусила.

Аэрин делает шаг ко мне и складывает руки на груди так плотно, что кажется, будто верхняя перламутровая пуговица ее серого кардигана вот-вот расстегнется.

– На здоровье, можешь считать так, как тебе хочется считать, – говорю я.

– И прямо сейчас ты хочешь меня поцеловать, – ее губы складываются в улыбку – но это недобрая улыбка. И слова ее звучат тоже недобро.

Она бросает мне вызов.

– Опять же, можешь верить во все…

– Ты ведь этого хочешь, верно? – повторяет она. – Просто признай это.

– С чего бы? И какое это имеет значение? Какая разница, чего я хочу?

Она пристально смотрит на меня, ее грудь вздымается и опадает от учащенного дыхания.

– Я… не знаю. Просто полагаю… это все же имеет значение.