– Остановите машину.

– Ко-Джей…

Водитель опускает стекло.

– Вам что-нибудь нужно, сэр?

– Да. Мне нужно, чтобы вы выпустили меня из этой чертовой машины.

Я не допущу, чтобы Уэллс-старший говорил о моей матери. Я не допущу, чтобы он лирично рассуждал о том, что заставило его полюбить ее, о том, чем она была так хороша. Я не допущу, чтобы он наслаждался ностальгией по женщине, чью жизнь он намеренно оборвал – чтобы самому жить лучше.

Не говоря уже о том, что Аэрин Кин и Гвинет Уэллс – совершенно разные. Моя мать была жизнерадостной и беспечной. Аэрин – чопорная и собранная. Единственное, что у них общего, – это цвет волос и глаз, да и то с натяжкой.

– Ко-Джей, – голос отца звучит тише, подбородок опущен к самой шее. Я заставил его стыдиться – но кто-то должен сделать это хотя бы сейчас.

Водитель оглядывается через плечо и сворачивает к краю дороги, хотя там нет знака остановки, и я без промедления выскакиваю на тротуар.

– Куда ты идешь? – кричит мне вслед отец. – Что я такого сказал?

Я не отвечаю.

– Вернись немедленно! У нас забронирован стол в ресторане!

С неба доносится раскат грома, капли воды с каждой секундой все сильнее бьют мне в лицо, но скоро я уже буду дома.

Я иду прочь, стараясь затеряться в мокрой толпе, и через пару кварталов останавливаюсь, чтобы проверить, не заставил ли он водителя ехать следом за мной. Свернув под навес какого-то кафе, я набираю сообщение Аэрин: мой адрес и просьба взять документы с моего стола и подвезти их мне через полчаса.

Его жилье совсем не такое, как я ожидала.

Это квартира на третьем этаже, куда нужно подниматься по лестнице. Никакого швейцара, никакого лифта. Сама квартира скромная и современная, на кухне сплошной гранит и нержавеющая сталь, везде деревянные полы, мебель от «West Elm» расставлена достаточно продуманно, но никакой навороченной кухонной техники, никакого углового бара с подсветкой и коллекцией хрустальных бокалов.

На самом деле это впечатляюще скромная квартира, она совершенно противоречит образу того человека, на которого я работала всю прошлую неделю.

– Можешь положить все вон туда, на стол. – Он указывает в угол, где действительно стоит стол, заваленный чем попало. Волосы у Колдера мокрые – то ли он вышел из душа, то ли прогулялся под дождем. Он облачен в темные джинсы и белую рубашку, выгодно подчеркивающую его мускулистый торс.

Пачки писем. Корзина для выстиранных вещей. Пустая обувная коробка с надписью «Nike».

– Под всем этим действительно прячется стол? – ухмыляюсь я. Сегодня пятница. Несмотря на то, что на этой неделе мы почти не разговаривали, я позволяю себе эту легкую насмешку, чтобы разрядить обстановку.

Я кладу стопку папок на стул и начинаю разгребать стол, хотя, окинув быстрым взглядом жилище Колдера, я не совсем понимаю, зачем я это делаю. Похоже, порядка здесь нет и никогда не было. Я не назвала бы его неряхой, но он, похоже, просто… кладет вещи куда придется.

По коже у меня бегут мурашки, но я изо всех сил пытаюсь отогнать это ощущение.

Помимо этого я борюсь с огромным желанием привести в порядок каждый квадратный дюйм этой квартиры, начиная с груды обуви у входной двери.

Как кто-то может жить в такой обстановке?

Я аккуратно размещаю вещи на одном из стульев, старательно складывая их так, чтобы ничего не упало.

– Вот так. Полагаю, мы увидимся в понедельник? – спрашиваю я, закидывая ремень сумочки на плечо.

– Сейчас только два часа дня, – отвечает он. – У тебя еще три часа до конца смены.

– Верно. Я собиралась вернуться в офис, – медленно говорю я и неопределенным жестом указываю куда-то на север.

– Тебе понадобится полчаса, чтобы добраться туда. Логичнее будет остаться здесь, – произносит Колдер. – Мне, возможно, понадобится помощь в составлении маркетинговой презентации на следующий год.

В его словах есть резон. Мне действительно понадобится полчаса на возвращение в офис, а Раш живет не так уж далеко отсюда. Полагаю, мне действительно разумнее остаться здесь.

– Конечно, – говорю я, усаживаясь и вешая сумку на спинку стула.

Колдер садится рядом со мной и, не теряя времени, принимается просматривать папки с распечатками презентаций. В следующем фискальном году маркетинговый отдел хочет увеличить затраты на рекламу на 35 %, но им нужно обосновать это требование большим количеством данных и прогнозов.

Полагаю, кто угодно может найти обоснование для чего угодно, если как следует постарается.

Ноздри Колдера раздуваются, дыхание с каждой минутой становится все громче, и когда я время от времени поглядываю на него, то вижу, как на его челюсти перекатываются желваки.

– Ты в порядке? – спрашиваю я, осмелившись переступить черту, которую мы провели для себя на этой неделе.

– Что? – едва ли не рычит он, подняв на меня взгляд, хотя, похоже, сам этого не замечает.

– Ты выглядишь… ну, я не знаю, так, как будто чем-то раздражен.

– Откуда тебе знать, как я выгляжу, когда раздражен? – спрашивает он.

– Неважно, – говорю я, убеждая себя, что надо закончить этот диалог, пока еще можно. Я беру новую папку и бесцельно пролистываю ее. Сейчас я не могу сосредоточиться на чтении, мои мысли слишком заняты тем, что же гложет моего собеседника. – Забудь, что я об этом спросила.

Я не ожидаю, что реверсивная психология[7] сработает, но попробовать не помешает.

Колдер переворачивает очередную страницу маркетинговой презентации, и я снова вижу желваки в углах его челюсти. Он подпирает щеку рукой, сжатой в кулак, делая вид, будто читает, однако я не уверена, что это действительно так.

– Извини. – Он выдыхает, закрывает папку и откидывается на спинку стула. – Мой отец кое-что сказал сегодня, и я никак не могу от этого отделаться. Ты можешь идти. Не думаю, что за остаток сегодняшнего рабочего дня я смогу что-то сделать.

Я закрываю свою папку и кладу ее поверх той, которая была у него, аккуратно совместив края.

– Семья – это сложно, верно?

Он фыркает.

– Все это за пределами того, что ты хотя бы отчасти могла понять, Кин.

Встав, я беру сумку со спинки стула и закатываю глаза.

– Откуда тебе это знать? А, Колдер? Откуда тебе знать подобное обо мне?