в этой жизни, отнюдь не розыск сказочных артефактов, а поиск богатеньких дамочек, согласных оплачивать услуги жиголо! То есть твои.

Это наша первая размолвка вызвала во мне смутные подозрения.

– Послушай, Липушка, – вкрадчиво поинтересовался я, – а откуда тебе известно, что я какой-то там сексуальный гигант? По-моему, у меня самые обычные мужские таланты и способности.

И тут же внезапно, в лоб!

– Кто тебе их показывал до меня?! – рявкнул я, обуреваемый неистовой ревностью. – Может быть эти демонстрации продолжаются и сейчас?!

Липа сдержанно похлопала в ладошки.

– Браво. Бис. В целом хорошо, но не хватает бьющего в лицо света, сгребания подозреваемого за грудки, и истошного крика в конце: ты кому Родину продал, гад?! Впрочем, ты же не следователь НКВД сталинской поры, допрашивающий очередного врага народа, и поэтому слово Родина тебе следует заменить на девичью честь, и в связи с тем, что я в данный момент голая, хватать за грудки, то есть груди, тоже не советую – я отнюдь не мазохистка, а это будет очень болезненно.

Я смущенно опустил глаза и прошептал:

– Извини…

– Извиняю. А чтобы рассеять свои глупые сомнения, когда отправишься мыться, обернись и полюбуйся на мой белый диванчик.

– А что? На нем от моего неразумного усердия кожа лопнула?– обеспокоился я. – Дорогая, ведь поди, вещь!

– Вещь не дешевая, – согласилась Олимпиада, – я теперь дерьма не покупаю.

– Немецкая?

– Да нет, – с сожалением призналась истинная арийка, – всего лишь итальянская… Но тоже очень прочная, и тебе эту кожу своим острым задом не пробить. Просто на белом особенно ярко будет заметна лужа моей красной крови. После распутных девок таких следов не остается. Да и после порядочных, но имеющих хотя бы какой-то предыдущий опыт, тоже.

– Ох, извини…, – но тут во мне опять взыграло ретивое. – А откуда же тогда эти познания?

– Мои подружки отнюдь не хранили девственность до 21 года, – сообщила Липа, – и ужасно любят поболтать на эту тему, поделиться своими впечатлениями от мужской доблести мужей и любовников между нами, девочками, так сказать. Отсюда я и знаю, что пока мужика на второй раз раскрутишь, с тебя семь потов сойдет, измаешься в ожидании. И совершенно не факт, что обязательно добьешься успеха.

Вспомнив свой первый и единственный до сегодняшнего дня опыт, я признался:

– Да я с другими тоже не особенно ловок, это с тобой меня будто какая-то волна накрывает и волочет за собой. Сразу все и вздыбливается…, – уже совсем тихо договорил я, чувствуя начало нового прилива.

– Ой, ну тебя к псам! – заверещала Липа, уносясь в ванную, – и так уже все болит! Опять мыться! – донеслось из-за полузакрытой двери.

Дальше все пошло по плану. Липа вымылась и, не укладываясь на диван, исполнила передо мной замедленный эротический танец в обнаженном виде, напевая очень подходящую мелодию. Мою попытку ее поцеловать, она безжалостно пресекла:

– Сказано завтра, значит завтра.

Я горестно вздохнул. На смену романтической одалиске явно пришел жесткий логик, известный победитель городских олимпиад, тоже угнездившийся в душе Олимпиады.

На прощанье моя любовь, охваченная приливом строгой логики, приказала:

– Диванчиком полюбуйся, такое не часто увидишь.

Я полюбовался – крови действительно было пролито немало, и ушлепал мыться. Когда я вернулся, в кухне уже был порядок, а одетая в джинсы и строгую блузку Липа не торопясь попивала кофеек.

– Сразу одевайся, – скомандовала она мне, – а то опять в какой-нибудь омут затянешь.

– Мне что, уже уходить? – горестно заныл я.

– Да. И я провожаю тебя до дому. На ночь сегодня ни за что не оставлю!

– Да рано же еще…, – неутомимо продолжал я свою деятельность по нарушению девических нравственных устоев.

– Молчи, эротоман! – рявкнула Потаповна.

– От эротоманки слышу! – огрызнулся я в ответ и начал одеваться.

Приодевшись, тоже присел употреблять кофе. Конечно, никаких кофемолок и турок для заваривания изысканного напитка у Липы и в заводе не было, но и растворимая арабика из фирменной банки очень и очень грела душу. Я поделился с любимой своими опасениями получить отставку и от нее, и на новой службе, ввиду иллюзорности своих способностей к переходам.

– Да все может быть, – нахмурилась Олимпиада и в раздражении стукнула кулачком по столу, – вопрос совершенно не изучен, никакого более – менее внятного объяснения, как происходят эти переходы, и почему у одних людей способности к ним есть, а у других они отсутствуют, тоже нет. Может быть сегодня получается, а завтра ни шиша. Никто ничего гарантировать не может!

– Значит, если способности утрачу, – горестно спросил я, не видя ее возражений насчет пункта о наших личных отношениях, – ты меня сразу проводишь?

– Это ты о чем? – не поняла Липа, – на вокзал, конечно провожу.

– Из своей жизни проводишь? – уточнил дрожащим голосом я.

– А, вон ты о чем, – разобралась Липа, и сурово закончила, – даже не надейся!

Но я все не верил своему счастью.

– А если, я, когда меня из ФСИКИА выпрут, буду зарабатывать мало, что ты будешь делать? Оповестишь: шапку в охапку, да и пошел вон?

– Да я одна за троих заработаю, – гордо задрала нос Олимпиада Потаповна, – тебя уж всегда прокормлю и одену!

– Выходит, я возле тебя мужчиной-инфантом проживать буду?

– Это как? Принцем, что ли, как их раньше в Португалии и Испании называли? – не сразу разобралась Липа. – Так я, вроде, не вдовствующая королева-мать.

– Да я не о том, – пояснил я, – так сейчас нахлебников зовут. Скажут – инфант, и вроде как позорным клеймом припечатали.

Суженая усмехнулась.

– Да будь ты хоть трижды инфернальным инфантилом, мне-то какая разница? Поженимся – и точка! А там проживем. Если вдруг оба из-за внезапно вспыхнувшей любви способности утратим, чем-нибудь другим займемся. Не боись, не пропадем!

Я, хоть и не знал ничего про инфернальных инфантилов (наверняка какие-нибудь нехорошие люди!), как-то приободрился, перестал бояться, и наш дальнейший разговор протекал более-менее спокойно.

– А вот объясни мне, Липусь, а какие у нашей службы дальнейшие перспективы? Ну, побродим мы по Сказочному Миру еще годок, много два, завернем в скатерть-самобранку меч-кладенец, набьем карманы молодильными яблоками, уведем прямо из стойла Сивку-Бурку, пособираем еще кое-что по мелочи, перетащим это все в наш мир, и ведь это финиш, закончились артефакты. А дальше-то нам чего делать? Бродить по Тридевятому Царству да тамошний фольклор записывать?

– Начнем с того, – менторским голосом начала Олимпиада, – что если вдруг встретишь на магических просторах Сивку-Бурку, он же Конек-Горбунок, за собой его не мани, а то он к хорошим людям привязывается, как собака, и потом от него не избавишься.

– А чего ж так? – поинтересовался я, – животинка вроде справная, а