А ночью ко мне опять заявился черт. Одет он был в черный лоснящийся смокинг, только почему-то с обрезанными до локтей рукавами. Это еще зачем? – лениво подумалось во сне мне. Потом сообразил: А-а-а, это чтоб грешники из рук не выскальзывали. Явно ненужной поварешкой черт в этот раз отягощен не был. Отбивая копытами чечетку, он снова запел:

– Ах, Дмитрий, ух Дмитрий,

Лексеич мой родной,

Ведь ты наша радость,

Ведь ты у нас герой.

Видя, что черт делает верные выводы из моих мыслей, я решил вступить с ним в прямой контакт.

– Хорош петь, рогатый, давай поговорим.

– Гутарь! – охотно согласился черт, закончив петь и оборвав свой степ.

– Это ты давай гутарь, чего это ты ко мне повадился во сне приходить? Душу хочешь захапать? За все сокровища мира не отдам!

Бес пренебрежительно отмахнулся толстенной волосатой лапой.

– На что мне твоя душа? О ней пусть поп заботится, пока ему мозги щелчками окончательно не вышибли.

– Ну, это, – растерялся я, – в ад утащить…

– Да у нас в Сказочном Мире никакого ада и нету! – утробно захохотал черт.

Потом деловито пояснил:

– Не отстроили еще. И ты нам совсем для другого нужен. Сослужи нам службу, есть у нас тут докука одна.

– Тебя как зовут? – спросил я, потому как называть собеседника чертом было как-то неудобно.

– Дурила.

– Ловок честной народ дурить?

– Да не, – отперся черт. – Это меня как-то надурили с лошадью да с зайцами. А тебя как прикажешь кликать: Дмитрий Алексеевич все-таки или и просто Дмитрий сойдет?

– Я по отчеству еще не привык, – отказался я от неожиданной чести. – Зови просто Дима. Ну, рассказывай про вашу докуку. Если ад строить, так я, вроде, и не строитель…

– Брось ты с этим адом морочиться, мы вообще на дне моря живем, – раздраженно прервал меня Дурила. – Заявился как-то к нам похожий на нас человечишка: чернявый, курчавый, смуглый, с бакенбардами, только без пятачка. Двести лет уж прошло, а как сейчас помню -Александром его звали. Втерся, понимаешь, в доверие, стишков каких-то про Лукоморье нарассказывал, все про наше житье-бытье вызнал – и был таков. Местные-то нас боятся, а этот душевно так расстелил! Я, мол, вас всегда уважал, а в церкви почти и не бываю! Нашим чертовкам этак задорно подмигивал и говорил заманивающе:

Я вас любил: любовь еще, быть может,

В душе моей угасла не совсем;

Но пусть она вас больше не тревожит;

Я не хочу печалить вас ничем.

Тьфу! А бесовки повелись, мои вилы ему подарили, да сдури и открыли нашу главную тайну: как нас донять можно!

– И как же? – поинтересовался я.

– Нипочем не скажу! Ишь, еще один выискался.

– И что, этот неизвестный Александр повадился вас донимать?

– Он-то нет, но заявился через пару месяцев какой-то краснорожий наглец, Балдой звать, видно Саней этим и подосланный, да и начал веревкой наше море баламутить! Донял нас необычайно, сорвал мешок золота, и был таков. Мы вздохнули было спокойно, а ровно через год Балда опять приперся и снова оброк стал требовать! И так уже без малого двести лет.

Пробовали мы его убивать, так он через пять минут оживает и опять гони ему оброк. Все способы убийства перепробовали: и резали, и рубили, и вешали, и топили, и огнем жгли – ничего его не берет! Тут один мелкий бес мысль подал: надо чтобы Балду кто-то из обычного мира убил или отвадил, и лучше всего, чтоб это был его создатель. Найди этого человека, и добейся, чтобы он своего Балду от нас отвел!

– Двести лет прошло, – задумчиво протянул я, – он уж, поди, помер давно…

– Это он у вас помер, да только видно и про него какие-то сказки русский народ слагает. Вроде, он от арапа произошел и убили его на дуэли из пистолета…

В моей слабой головенке наконец-то сложилось:

– Так это Пушкин! – ахнул я. -Александр Сергеевич! И это все правда!

– Может быть и правда, – согласился черт, – да только за двести лет возле этой правды столько сказок и всякого вранья, небось, навертели, что и не выгребешь. Такие у нас в Литературном Мире селятся, и нам к ним доступа нет.

– А у меня думаешь будет? – усомнился я.

– Птица Гамаюн предсказала, что ты единственный из людей, кто сумеет речку Смородину по Калинову мосту перейти. А она никогда не ошибается. А мы уж в долгу не останемся! Золото из затонувших кораблей почти все Балде передавали, так мы тебя самоцветами осыплем.

Звучало это, конечно, привлекательно, да кто их знает, что черти из Сказочного Мира самоцветами называют. Наковыряют под водой какого-нибудь кварца, да и втулят на расплате. И я решил проявить предприимчивость, столь свойственную моему отцу.

– Ваши самоцветы еще у ювелира проверять надо, – степенно заявил я. – То ли их стоит брать, то ли нет. А вот за артефакты можно было бы и столковаться.

Тут Дурила забеспокоился и забормотал:

– Арх, арка, арфа, армяк, архар, арника…, – потом возмутился и заорал, – слушай, нету у нас никаких артефактов!

– У вас-то может быть и нету, – согласился я и объяснил, какие именно вещи имеются в виду.

– А, это, – сообразил Дурила, – может и спроворим чего. Ты поскорее давай к нам, столкуйся с вашим Александром, а мы тебе чего-нибудь выдадим. Не обманем! Мы знаешь какие честные!

Отец не раз говорил мне, что если перед сделкой тебе клянутся в честности, а сумму не называют, то это жулики и мошенники, и с ними надо быть особенно начеку. И цену им надо заряжать самую большую!

– Пять артефактов! – нахально заявил я. – И оплата вперед!

Теперь уже ахнул черт. После долгого спора и торга, сошлись на двух магических предметах, из них один вперед. Утром встал с тяжелой головой и каким-то шумом в ушах. Ох, не к добру это длительное общение с чертями, ох не к добру…

Правда, майор с Палычем расценили это иначе.

– В Сказочном Мире черт – это реальное существо, – объяснил мне майор, – и их, видимо, не на шутку поджало, раз они обратились за помощью к человеку.

– Неужели не поджало, – согласился с ним Палыч, – каждый год заявляется к ним этот нахальный Балда и изымает целый мешок золота! Тут любой серым волком взвоет. Надо как-то уломать нашего великого поэта, чтобы он добавил стих, про то, как черти от Балды отделались, и все дела. А уж ты, Вольдемар, оформишь все, как надо.

– Оформить-то я оформлю, – согласился майор, – бумагу состарим, легенду о неожиданной находке придумаем, а подлинность почерка Александра Сергеевича эксперты-почерковеды