Глубоко вздохнув, я взял себя в руки. Если бы Мэйв увидела, что я распустил перед детьми нюни, она надрала бы мне задницу.

Я снова взглянул на них и теперь уже искренне заулыбался. Мои дети — самые настоящие ангелы. Совершенно невероятные создания. Я кивнул Хулии и Брайану. Кто еще, кроме этих двоих, мог самоотверженно вытащить себя из постели в такую рань? Стиснув зубы, я подавил еще одну волну горечи. А затем откашлялся.

— Воскресенье еще не настало! — воодушевленно воскликнул я. — Но я хочу воскресный завтрак! Кто со мной?

Кухня зазвенела криками «Я!», и я шваркнул на плиту две чугунные сковороды.

Шеймус прибыл как раз в ту минуту, когда я раскладывал по тарелкам жарево из яиц, бекона, картошки и зеленого лука.

— Ох, бегорра![12]— воскликнул он, выпучив глаза. — Уже празднуете Хэллоуин?

— Нет! — закричали дети, смеясь над дедом.

Мэри Кэтрин пришла минутой позже и застыла в шоке. Я протянул ей тарелку:

— Я ведь предупреждал, что у нас тут дурдом.

Несколько прекрасных секунд я стоял и смотрел, как семейство уплетает завтрак, слушал болтовню и смех. Но блаженство кончилось, когда мой взгляд упал на мобильник и связку ключей на тумбе рядом с кофе-машиной.

Идиотский мир. Мне захотелось, чтобы он хоть на день оставил меня в покое.

Я подумал о заложниках и о том, что время работает против них… а мысль о похитителях окончательно заставила меня встряхнуться и погнала в душ. Криво усмехаясь, я почувствовал, что тяжелая, черная горечь, которую я копил в себе, собралась в комок и полетела в бандитов, как пушечное ядро. Джек должен был ответить за то, что я сейчас оставляю своих любимых людей.

«Ты не знаешь, с кем связался, приятель! — отправил я ему мысленное послание. — Тебе-то кажется, что знаешь. Но на самом деле ты даже представления не имеешь».

Через полчаса семейка Беннеттов опять создала затор на улице, исполняя ежедневный рывок к дверям школы Имени Божьего. Рядом с нами из такси выходила брюнетка модельной внешности, одетая в черное платье с блестками, — без сомнения, со вчерашнего вечера еще не переодевалась. Она прижала руку к декольте и восхищенно ахнула, глядя на мой семейный театр. Даже метросексуал в верблюжьей шубе от «GQ» не смог скрыть удивление — так и стоял, открыв рот: звонящий телефон в одной руке, гарнитура от айпода — в другой.

Но сестра Шила переплюнула всех.

— Да благословит вас Господь, мистер Беннетт, — сказала она с улыбкой, снимая дверь с крюка и запирая ее. Понимаете, она улыбалась!

Мне стало тепло, несмотря на зимний холод. Я решил минуту посидеть в машине, прежде чем ехать к собору: как раз перед выходом я захватил со ступенек свежий номер «Таймс».

Искра рождественского ликования зашипела и погасла, едва я увидел собственную фотографию под заголовком «Группа неизвестных захватывает собор на похоронах первой леди». Под фото была радостная подпись: «Мы ничего не знаем!» Я перевел взгляд на имя автора статьи.

Кэти Калвин.

А кто же еще?

Я покачал головой. Здорово она меня подставила. Даже фотография была отвратительна. На лице у меня застыло задумчивое, напряженное выражение, которое легко можно было принять за полнейшую растерянность. Наверное, в тот момент я искал в толпе смотрителя Нарди.

«Ну, Калвин, спасибо за мои пятнадцать минут славы, — подумал я. — Не надо было нарываться». Мне не терпелось увидеть командира Уилла Мэтьюса и послушать его искрометный комментарий по поводу моего потрясающего общения с прессой.

На этой ноте — дело шло все лучше и лучше, не так ли? — я швырнул газету на сиденье и дал по газам.

Ох, ребята, как же я был рад с головой окунуться в этот раскаленный добела бардак.

В восемь двадцать девять Чистоплюй поставил стаканчик с кофе на замерзшую панель телефона-автомата на углу Пятьдесят первой и Мэдисон.

Первый глоток буквально ошпарил язык — Чистоплюй совсем не ожидал, что кофе, купленный у разносчика, будет таким горячим. Он мысленно поблагодарил продавца за сюрприз.

Кусок серого утреннего неба, зажатого между пепельно-серыми небоскребами, был похож на гигантский осколок грязного стекла. В тусклом свете темные сводчатые окна Святого Патрика, стоявшего на другой стороне перекрытой улицы, были еле видны.

Чистоплюй усмехнулся, наслаждаясь атмосферой несчастья, слишком горячим и невыносимым на вкус кофе, морозом, щипавшим лицо, и оглушительным треском генераторов. Как по команде, из-под вороха тряпья и сумок на тротуаре вылез бомж, зевнул и шумно высморкался в водосточный желоб.

«Доброе утро, Нью-Йорк», — подумал Чистоплюй, поднимая трубку.

Необходимость каждый день сталкиваться с этой неприкрытой, лезущей в глаза грязью была для него настоящим испытанием. Но когда он запустит руки в банковский счет, который скоро вырастет на семь знаков, все изменится.

— Ну что там? — ожила трубка.

— Все то же, все то же, Джек, старина! — жизнерадостно отозвался Чистоплюй. — Видел новый грузовик у входа? На вечеринку подтянулись переговорщики.

— Я о том же, — ответил явно довольный Джек. — Все играют свои роли точно по сценарию.

— Как там наши гости? Весело провели ночь?

— Богатеи не такие, как мы с тобой. В тыщу раз мягче. Правду сказать, с ними управиться легче, чем с детсадовской группой.

— Ну, что я тебе говорил? — усмехнулся Чистоплюй.

— Да, ты был прав. Все правда. Не расслабляйся там. Держись плана.

Линия отключилась. Чистоплюй повесил трубку и улыбнулся двум полицейским, проходившим мимо. Серая, как сегодняшний рассвет, тоска читалась на их опухших лицах.

Закрыв глаза, он представил себе огромную, залитую солнцем ванную комнату, сияющий мрамор, пар над бурлящей джакузи и ослепительно белую стопку безукоризненно сложенных полотенец на подоконнике возле окна, за которым дышит сине-зеленое море…

Чистоплюй взял свой стаканчик с бурлящей лавой и направился к церкви. Над острыми шпилями кружились голуби — от этого зрелища все у него в желудке перевернулось. Он вспомнил, как отец запускал голубей с крыши дома в Бруклине, где семья снимала квартиру.

Если он больше никогда в жизни не увидит ни одной летающей крысы и своего отца-нищеброда, то умрет счастливым человеком.

Часто заморгав, Чистоплюй отогнал видение прошлого и стаканчиком с кофе перекрестил церковь, как благословляющий священник.

— Пусть Господь сделает меня благодарным, — пробормотал он. — За благодать, которая меня ждет.