Бомбоубежище построили рядом с криптой архиепископов. С разрешения администрации Рокфеллеровского центра ход из него вывели в пассаж, где теперь магазины и прочая ерунда. Я сам никогда не бывал в этом проходе — да и никто не бывал со дня постройки.

— Почему вы не рассказали нам раньше? — зло встрял я. — Вы ведь знали, что мы ищем способ проникнуть внутрь, Нарди.

— Я надеялся, что все разрешится мирно, — тихо ответил старик. — Но теперь я в это не верю. Бедный отец Миллер. Добрая была душа.

Обожаю, когда гражданские водят полицию за нос из собственных политических соображений. Я готов был вцепиться смотрителю в горло, но Оукли остановил меня, покачав головой. Он спокойно спросил:

— Мистер Нарди, вы можете показать нам вход?

— Конечно.

Оукли взял рацию и вызвал половину своего отряда спецназа к штабу.

Наконец-то началось, подумал я. Хорошие парни идут на прорыв.

Меня тошнило от разговоров не меньше, чем Джека.

— Куда собрался? — спросил Оукли, с любопытством разглядывая меня.

— С вами, — натянуто улыбнулся я. — Вдруг вам понадобится переговорщик.

Через двадцать минут подготовки и обсуждения стратегии я вместе с дюжиной спецназовцев от ФБР и департамента отправился за Нарди на Пятую, 630.

Я потел, как собака, с тактическим ружьем наперевес, в чужом приборе ночного видения и тяжелом бронежилете. Мы быстро прошли по мощенному красным мрамором коридору в стиле ар деко и спустились по лестнице, нарушая тишину лишь редким скрипом ботинок.

Еще в начале осады командир Уилл Мэтьюс приказал освободить галерею на уровне улицы, и теперь в торговом пассаже воцарилась жутковатая атмосфера. Кругом висели рождественские украшения, в витринах кафе, магазинов одежды и игрушек мигали гирлянды, но в проходах и за столиками не было ни души.

Я вспомнил ужастик, который Брайан заставил меня посмотреть на прошлый Хэллоуин: люди убегали от зомби по торговому центру. Вспомнив название, я еле избавился от дежа-вю.

«Рассвет мертвецов».

Нарди остановился у стальной двери без опознавательных знаков рядом с магазином для гурманов «Дин и Делюка». Из кармана неопрятных штанов он извлек гигантскую связку ключей и начал перебирать их, шевеля губами — то ли считал, то ли молился, я не смог разобрать. Наконец он снял с кольца большой, странного вида ключ и вручил его Оукли.

— Вот он, — сказал смотритель и перекрестился. — Бог в помощь.

— Всем внимание, — прошептал Оукли. — Рации выключить. Мои парни идут первыми. Проверьте глушители. Приготовьте приборы ночного видения. Идем гуськом, держим дистанцию. Слушай мою команду. — Он обернулся ко мне: — Майк, последний шанс вернуться.

— Ни шагу назад, — ответил я.

В наступившей тишине раздались металлические щелчки оружия, снимаемого с предохранителей. Потом лязгнул замок.

Дверь с натужным скрипом открылась. Мы сквозь прицелы заглянули в темный бетонный коридор.

— Мама всегда говорила, что если я буду паинькой, то непременно попаду на Пятую авеню, — прошептал Оукли и шагнул в темноту, взяв МР5 на изготовку.

Прибор ночного видения окрасил тоннель в зловещий ярко-зеленый цвет. Едва отойдя от входа, мы вынуждены были проползти под провисшей связкой ржавых проводов. Через десять метров прошли мимо трубы парового отопления, горячей, как кипящий чайник, и огромной, как цистерна.

Тоннель резко пошел под уклон и привел к железной спиральной лестнице, уходившей вниз.

— А я-то думал, на что они тратят приходские сборы? — пробормотал Оукли, спускаясь по лестнице. — Если заметите парня с рогами и трезубцем, приказываю стрелять, пока не кончатся патроны…

Спустившись примерно на два этажа вглубь, мы остановились перед обитой клепками металлической дверью с колесом точно посередине. Если бы я не знал, где мы находимся, я бы предположил, что это вход в машинное отделение корабля.

Когда Оукли толкнул дверь, она бесшумно повернулась, как будто петли кто-то недавно смазал. Мы оказались в маленькой диковинной комнатке. Как выяснилось, это была часовня — цементный алтарь, страшно неудобные на вид бетонные скамьи. Единственной вещью, сделанной не из бетона, оказалось распятие — оно было отлито из какого-то тусклого серого металла, возможно, свинца. Справа от него к стене была привинчена железная лестница, уходившая в вертикальный лаз в потолке.

Оукли жестом дал приказ сохранять тишину и направился к лестнице.

Эта лестница вела на пару этажей вверх — у меня было такое чувство, что я поднимаюсь по ракетной шахте. Не знаю, учат ли парней из ФБР лазать по лестницам, но если бы это был олимпийский вид спорта, ребята взяли бы золото.

Еще с подножия лестницы я заметил еще одно колесо в люке наверху.

А потом услышал, как оно скрипнуло, поворачиваясь.

Через пару секунд свет хлынул в тоннель через отверстие в потолке, я ненадолго ослеп и почти сразу оглох, когда тишина взорвалась грохотом выстрелов.

Джек пошел в атаку.

Я сорвал прибор ночного видения и пополз обратно. Пули пробивали дыры в бетонном полу, градом осыпая всех в узкой трубе.

Каким-то чудом ни одна из них не задела меня, когда я, вывалившись из лаза, вытаскивал членов отряда из зоны смерти у подножия лестницы.

Иссиня-белые вспышки непрекращающегося огня освещали комнату, как стробоскоп. Спецназовцы делали раненым искусственное дыхание и массаж сердца.

Оукли, ругаясь, считал уцелевших. Я поставил МР5 на автомат и рванул к трубе.

Одной рукой я просунул пулемет в лаз и нажал на курок. От отдачи он запрыгал, как отбойный молоток, и я стрелял, пока не кончились патроны. Не знаю, попал ли в кого-нибудь, но перестрелка ненадолго затихла.

Затем раздался громкий лязг и свист, и на пол упала дымящаяся граната. За ней еще одна. Едкий дым обжег глаза и легкие. Я спрятал лицо в куртке и крикнул:

— Это газ! Уходим!

Я чуть не споткнулся о копа, лежавшего на полу позади меня. «Я ранен», — прошептал он. Я подхватил его под мышки и побежал к двери, через которую мы сюда пришли. С разбегу напоролся на ступеньку железной лестницы и почувствовал, что в ботинок полилась кровь. Потом чуть не снес голову себе и раненому товарищу, налетев на те самые ржавые провода у входа в тоннель.

В торговой галерее царила почти мистическая атмосфера. В мерцании красных и зеленых праздничных огоньков на фоне слащавой рождественской музычки кровь и грязь смотрелись на нас, как грим.

Я уложил раненого полицейского на полированный мраморный пол и охнул, увидев его безжизненный взгляд. Парню было не больше двадцати пяти. Крепко сбитый кучерявый пацан из службы по чрезвычайным ситуациям полицейского департамента Нью-Йорка.