Вскоре она вернулась с чайником «Камелия Бонда». В другой руке сжимала говорящий камушек.

В этот миг на полянке появился ворон: каркнул, подлетел к Тау и попытался вырвать у него из рук камень.

Дальше всё стремительно завертелось.

Ворон наскакивал, Тау отбивался одной рукой, пряча за спину вторую, в которой сжимал булыжник.

— Выцарапай у него глаза! Выцарапай глаза! — послышался хриплый голос старухи Деборы. Она вынырнула из чащи, но никто не заметил, в какой момент.

— А ну-ка, Майя, — скомандовал Дядюшка Дуб, — несите ваши лимонные косточки!

Мальчик Йогурт и Майя помчались за синей коробкой.

В этот миг Ванильная Девочка залепила ворону такую оплеуху своей новенькой мраморной рукой (а мраморная рука, несмотря на всё своё изящество, не перестаёт быть каменной), что тот каркнул как резаный, отлетел к ближайшему дереву, да так и остался сидеть там со сломанным крылом. Глаза его сверкали от бессильной ярости.

— Осторожно! — закричал Мальчик Йогурт. — Она хочет напасть!

Старуха Дебора, не выпуская из рук Говорящее Бревно, наступала на детей. Но, заметив Дядюшку Дуба, рванула прочь, да так, что пятки засверкали.

Наброшенная на плечи чёрная мантия летела за ней по воздуху, словно крылья ворона. Казалось, старуха вот-вот взлетит!

Майя и Тау бросились за ней вдогонку. Шустрая старуха петляла, как змея, между колючими кустами ежевики. Но дети ориентировались в лесу как у себя дома!

Майя неслась сквозь лес, словно маленькая газель. Она догнала удирающую старуху и схватила её за плащ. Дебора резко остановилась и обернулась. Разинув огромный рот, она попыталась ухватить девочку за руку.

Тау бросился на помощь сестре. Он собирался пнуть старуху прямо по жёлтым зубам. Но пасть, распахнувшись ещё шире, проглотила сандалию Тау.

— Ай! — вскрикнул он.

Казалось, у старухи не две руки, а целых восемь. Чёрная мантия развевалась, как щупальца спрута, и будто подталкивала детей к открытому рту.

В это мгновение медвежонок Петибертус, издав боевой клич медведя Умбертуса, отважно прыгнул прямо на Дебору, изо всех сил боднув её. Раздался звонкий стук — голова Петибертуса была очень твёрдой. Майе и Тау удалось увернуться от жадных рук и ожившей чёрной накидки.

— Тау, бросай камни! Петибертус, беги!

Но разъярённая Дебора только шире разинула пасть. Раз — и медвежонок Петибертус исчез в ней целиком!

— Петибертус! — воскликнула Майя и зарыдала.

Щёки старухи раздулись, кадык заходил по шее вверх-вниз, и в следующий момент она растянула рот в довольной сытой улыбке как ни в чём не бывало!

— А ну-ка, детки, идите ко мне! — вкрадчиво проскрипела она, нацелив на них свой сломанный зуб. А потом ещё шире распахнула рот — теперь он был просто гигантским — и медленно двинулась на них.

Тут уж Майя и Тау не растерялись — принялись кидать в рот старухе говорящие камни. Круглые булыжники со стуком ударялись о жёлтые зубы.

Яростные вопли ведьмы заглушали лепетание камушков.

— А-а-а-а-а!

— Шлёп-ведьма-бац-быстрее-шмяк-бац-бум-скала-бамс-лимон!

Казалось, с каждым их словом Дебора становилась больше и больше. Она выронила Говорящее Бревно, которое всё это время сжимала в руках.

Майя выхватила у мисс Дикинсон пятнистый камушек и тоже швырнула его в старуху.

— Кар-р-р! — проскрипела Дебора. Колени у неё подогнулись. — Да сытая я, сытая, — уже спокойнее добавила она. — Теперь сытая!

— Зёрнышки лимона… — долетел до них голос Дядюшки Дуба.

Тау быстро достал зёрнышки из синей коробки, которую держала в руках Майя, бесстрашно приблизился к старухе и забросил их прямо ей в рот. Старуха потемнела и сморщилась.

Воспользовавшись её замешательством, Майя вытащила из-под ног старухи бревно. Огоньки на нём побледнели, но не погасли. К счастью, они не обожгли девочке руки.

Майя отскочила от Деборы. Проглотив семена, та как-то странно корчилась и гримасничала. Издалека до них донёсся рёв Умбертуса и Марти — медведи во весь опор мчались на подмогу.

— Петибертус! — ревели они на скаку.

Чёрная мантия соскользнула с плеч старухи и упала на траву. И тут случилось нечто неожиданное: из земли показались тонкие древесные побеги и обвили Дебору. Из ног старухи, которые внезапно слились, высунулись какие-то верёвки, похожие на корни: они вонзались в почву, как будто хотели пить и искали воду. Заскрипев и завизжав, ведьма начала врастать в землю, с каждой секундой теряя человеческий облик.

Её тело вытянулось, постройнело и стало походить на древесный ствол.

Голова и руки стремительно превращались в ветки, веточки и листья, блестевшие, будто покрытые лаком.

У всех на глазах ведьма обернулась лимонным деревом. Исчезла пасть, исчезли безумные глаза, равно как и все прочие черты её лица.

Умбертус и Марти молча смотрели на превращение. В глазах у них стояли крупные медвежьи слёзы. Тау и Майя, по-прежнему сжимавшие в руках Говорящее Бревно, тоже изумлённо молчали. Где-то внутри новенького дерева скрывалось то, что осталось от бедного Петибертуса.

Медведь Умбертус выпрямился во весь гигантский рост и обхватил дерево передними лапами, словно намереваясь выдернуть его из земли.

— Не смей! — крикнуло Говорящее Бревно. Его бледные огоньки стали красными и взмыли в воздух, так что Майя уронила его на землю. — Не трогай!

На верхней ветке лимонного дерева появился белый цветок. Он рос очень быстро, просто стремительно. Лепестки его были плотно сомкнуты. Но вот они раскрылись. Внутри показалась завязь, будущий плод — маленький, словно игрушечный.

Но плод тоже рос быстро. Из ярко-зелёного он сделался светло-зелёным, как грецкий орех, потом бледно-жёлтым, как самый настоящий лимон. Затем он стал похож на апельсин. Наконец он приобрёл густо-жёлтый оттенок, а потом созрел настолько, что чуть ли не покраснел. Его черешок уже с трудом удерживал такую тяжесть.

Наконец зрелый крупный плод упал с дерева. Медведь Умбертус поднял его и взвесил на лапе. Тяжёлый… Очень тяжёлый!

С превеликой осторожностью медведь положил лимон обратно на землю.