И снова каменистые холмы. Время от времени я с подозрением всматривался в россыпь валунов, надеясь увидеть в них руины древнейших зданий, крепостей, памятников, монументов, но подъезжали ближе – увы, всего лишь изъеденные временем камни.

Воздух жаркий, сухой и ломкий, как крылья стрекоз. Впереди роща, мы свернули и долго ехали по опушке, в тени, но даже там воздух горячий, как из жерла вулкана, листья шелестят жестью, копыта стучат по выбеленной земле, хрустят мелким щебнем.

Лишь однажды долина выгнулась исполинской подковой высоких желтых холмов, а в самой середине этого холма, больше похожего на защитный вал великанов, вздыбились руины древнейшей крепости. Я сперва решил было, что это – игра природы, как уже обманывался, но вскоре различил остатки колонн, порталов, да и сама стена чересчур ровная, а вблизи видно, что вся из отдельных каменных блоков. Века, тысячелетия сплавили их почти воедино, отличить можно только по рисунку, что обрывается внезапно, а начинается совсем другой узор.

Крепость уплыла за спину, тут же показался замок, почти привычной архитектуры, хотя и намного проще: четыре массивные круглые башни, напоминающие шахматные ладьи, с такими же зубчиками по верхнему краю, между собой соединены высокой и явно толстой стеной, а внутри одно-единственное здание с остроконечной крышей, на кончике развевается стяг с гербом, подробности рассмотреть отсюда я не смог.

Сигизмунд с облегчением вздохнул.

– Здесь, по крайней мере, живет рыцарь, а не маг!

Замок в самом деле выглядел олицетворением грубой мощи, стена поднимается на высоту пятиэтажного дома, башни и того выше, уже видны блоки, из которых сложена и стена, и башни – в основание Баальбекского бы храма их, откуда такие и привезли, как будто пирамиду Хеопса растащили.

Мы подъехали, я все ждал, что кто-то сверху окликнет грубо и напомнит, что на конях в храм, это разве что татары с Наполеоном так делали, но замок казался мертвым, только жуткое шипение доносилось с той стороны. Мне почудилось, что там шипит плазма, горит воздух, достигая наших ноздрей повышенным содержанием озона…

– Знаешь, – ответил я, – нам что, впервой ночевать в поле? Не лучше ли для воина звездное небо вместо темного потолка с паутиной?

– Лучше, – ответил Сигизмунд поспешно. Запасы еды давно кончились, но я удалым броском молота расшиб в лепешку крупного оленя, Сигизмунд заверил меня, что так даже лучше, мясо будет вкуснее, но я со стыдом решил в следующий раз все-таки стрелами. А молотом – все равно что на охоте из гранатомета…

На фоне багрового заката красиво и торжественно раскинули кроны три огромных дерева, высоких и в то же время разбросавших ветви на просторе вширь, привольно, дивизия разместится в тени от их ветвей.

– Отдохнем там, – сказал я и посмотрел на багровеющее на западе небо. – И заночуем!

– Там должен быть ручей, – поддержал Сигизмунд с надеждой.

– С чего так?

– А такие деревья просто так не вырастут.

– Молодец, – сказал я.

Он не понял, широко распахнул глаза.

– В чем, сэр Ричард?

– Мог бы сослаться на неисповедимость воли господней, – объяснил я. – Ох, что за черт…

Наши кони, раньше нас зачуяв воду, неслись галопом, деревья становились крупнее, но теперь мы оба увидели крохотного издали коня. Из-за деревьев вышел человек, остановился, завидев нас, затем наклонился, даже я догадался, что поднимает копье, довольно легко вскочил на лошадь.

Мы перевели коней на рысь, в десяти шагах от незнакомца остановились. Настоящий рыцарь, весь в железе, шлем с плюмажем сверху и забралом спереди, но все великолепие доспехов я не рассмотрел, поверх железа наброшено что-то вроде простыни с огромным красным крестом во всю грудь и даже живот, а на горле блестит огромная пряжка плаща, что накрывает коня до репицы хвоста. Плащ толстый, как одеяло, тоже белый, я увидел там, на спине, край огромного красного креста, словно на крыше «Скорой помощи», дабы не расстреляли невзначай, приняв за бронетранспортер.

Щит длинный, треугольный, цельнометаллический, с гербом, искусной чеканкой. Настолько красивый, что такой щит надо беречь, лучше свою голову подставлять, чем такой щит. В правой руке длинный металлический штырь с клиновидным топором на конце. Уважение мое к рыцарю сразу возросло, топор в схватке с тяжеловооруженными и закованными в крепкую сталь рыцарями намного эффективнее красивых, но мало полезных в таких боях мечей.

Из доспехов кроме шлема и латных рукавиц сумел рассмотреть только великолепные сапоги, с виду цельнолитые, настолько все детали подогнаны, стопа при ходьбе изгибается, как у спортивных кроссовок, однако там поверх кожи все из железа, что за искусные оружейники это все делают?

Рыцарь выглядел огромным, устрашающим, да и конь его показался не совсем простым конем, а как если бы взяли огромного тяжеловесного брабанта, рослого и массивного, поместили в сарацинскую пустыню, где зной и немилосердное солнце, и вот теперь под рыцарем великолепный мускулистый арабский скакун, горячий, тонкокожий, стремительный, без капли жира, но сохранивший громадный рост и толстые кости.

Так как подъехали мы, то и здороваться нам первыми. Ибо первыми здороваются не только те, у кого нервы слабее, но и те, кто соблюдает правила вежливости, встречаются и такие даже среди рыцарей. Я раскрыл было рот, но всадник, выставив перед собой копье, проревел сильным гулким голосом:

– Кто вы, назовите себя!.. И признайте, что самая красивая женщина на всем белом свете – леди Кофанна. В противном случае готовьтесь к поединку.

В принципе, мне глубоко симпатичен любой человек, который готов драться за честь женщины, тем более вот так, абстрактно, встретившись в темном лесу с двумя незнакомыми рыцарями, сила которых неведома. Когда ночью провожаешь девушку, а в темной подворотне вас встречают две-три подвыпивших личности, что желают позабавиться, тут просто долг каждого мужчины принять бой, спасая женщину, хотя к стыду за мужскую половину рода людского надо признать, что теперь даже в такой простой и понятной ситуации большинство просто удирает, оставляя женщину в руках насильников. Придумана даже классная отговорка: расслабься и постарайся получить удовольствие, а потом просто прими душ. Словом, есть ситуации понятные, ситуации долга, пусть зачастую и не выполняемые слабыми в области кишечника, и есть ситуации вот такие, высшие, когда она в безопасности сидит в высокой башне, а он ходит по свету и бьет по голове тех, кто не верит, что она самая красивая, беспорочная и замечательная.

Повторяю, мужик мне глубоко симпатичен, это настоящий рыцарь, он готов страдать и получать раны за любовь, а не за прибыль, за крышу, за умелое сокрытие доходов. Но мы слишком устали от перехода, от постоянной готовности к жестоким схваткам, потому я посмотрел на Сигизмунда, тот уже опустил забрало и с натугой взял копье. Я вздохнул и сказал усталым голосом:

– Сэр рыцарь, мне глубоко симпатичны твои заявления. Мы не будем оспаривать твое утверждение, хорошо? И на этом разойдемся. А места у этого ручья хватит всем.