Шрифт:
Интервал:
Закладка:
5.4
Этой ночью я спал очень плохо, просыпаясь в холодном поту.
Поэтому наша фееричная встреча с японцами прошла не так, как я рассчитывал, но контракт мы все же выбили.
В самолете я отключился и спал до самого прилета.
Олег забрал с вокзала. В машине я тоже спал.
Ворота распахнулись, и я с упоением понял, что наконец-то нахожусь дома. Голова гудела, будто кто-то долго и порно стучал по ней, и я все еще прокручивал слова Оксаны Валесовой, как худшее для меня проклятье.
Не смотря на то, что время перевалило за полночь, дома меня дожидалась прислуга. Фаина Ивановна мило улыбалась и спрашивала о встрече с японцами, Виктор сложив руки посмеивался над моими ответами, охрана вальяжно разгуливала по дому и саду, оберегая меня непонятно от чего.
— Герма-а-ан! — Крик на мгновение оглушил, и я перевел взгляд на лестницу.
Малинова в откровенном домашнем халатике неслась мне навстречу, нелепо пропуская ступени и спотыкаясь. Пару раз сердце мое затряслось, когда неловкая девочка чуть не запахала носом.
Маленькие ручки обвили мою шею, ноги крепко обняли мои бедра, и Вика просто повисла на мне, как обезьянка.
Теплая, нежная, с приятным запахом осеннего ветра и сырости, такая близкая и родная. Я невольно прижал ее к себе за талию, сдавил до хруста в костях. Губы Малиновой нашли мою щеку и целовали, снова и снова, громко, оставляя мокрые следы.
— Я так рада тебя видеть! Ты не представляешь, сколько всего случилось! — Я опустил Вику на пол, но она все продолжала висеть на моей шее, вытягивая из меня усталую улыбку.
Моя отдушина. Моя тихая гавань, повидавшая в жизни немало бед, но не растерявшая веру и надежду. Вика сумела сохранить луч света в кромешной тьме, и именно этот луч осветил ей дорогу.
Она смогла, в отличие от меня.
— Сегодня было прослушивание на главную роль, — Малинова многозначительно улыбнулась, приподняв одну бровь. — Меня взяли, Герман! Взяли!
Она вновь утопила меня в объятиях. Ее детская радость и беззаботность заставила тело покрыться мурашками, вновь и вновь вдыхать пьянящий запах женского тела.
— Поздравляю, — еле выговорил ей в волосы, гладя хрупкую талию.
— Это ты помог моей мечте осуществиться, ты подарил мне эту возможность, ты! Я не знаю, как благодарить тебя, — зашептала тихо и вкрадчиво, с опаской, но неподдельным блеском в уголках лучезарных голубых глаз.
— Будет достаточно завтрака в постель, — осторожно щелкаю малышку по носу, и вновь притягиваю ее тело к себе, чтобы пропитаться этим счастьем, спокойствием, беззаботностью.
Первая женщина, которую я осчастливил. И внутри меня растет это чувство полета, будто я должен радовать ангелочка и дальше.
Через час мы разошлись по комнатам, но мое нутро все еще трепетало от восторга после долгожданной встречи с нежной розой. Спать одному в холодной постели сегодня не хотелось, не смотря на уже устоявшуюся привычку. Поэтому я осторожно крадусь к двери Виктории Малиновой уже после отбоя, как вор.
Неожиданно включается свет, от которого я громко матюгаюсь и тут же выпрямляюсь, озираясь по сторонам. Пустота. Чертовы датчики движения!
Перед ее комнатой медлю, представляю, как сладко она спит, уткнувшись носом в подушку или подложив под веснушчатую щечку ладони. Завернутая одеялом и окутанная негой таинственного сна, который мне бы не хотелось нарушить. Приоткрываю дверь, и слышу ее голос, мелодичный, высокий, чистый:
— Кораблик мой, плыви за тысячи морей
К волшебной, незнакомой стороне,
К тем самым берегам, где мой далёкий Грэй
Пока ещё не знает обо мне.
Замираю, не в силах войти в ее покои и помешать ее песне. Внимаю каждому слову, пропускаю мелодию через себя, дрожу, как подросток. Ее голос способен пробуждать все самое светлое и нерушимое, затрагивать сокровенные уголки души и заставлять их вибрировать, отзываться, колотиться. Театральная грусть на лице и вселенская тоска в ее глазах, как у лучшей актрисы, будто она чувствует каждое слово своей песни, притягивает взгляд. Я перестаю дышать, боясь спугнуть свою певчую птицу.
— Я построю маяк до неба,
Я на небе зажгу звезду!
Чтоб кем бы ты ни был и где бы ты не был,
Ты знал, что тебя я жду.
В один момент Вика поворачивается в сторону двери, замечая, что за ней кто-то наблюдает.
— Не бойся, это всего лишь я, — ступаю на мягкий белый ковер и осматриваю мою раскрасневшуюся певицу. — Ты так красиво поешь. Я влюблен в твой голос.
Вика молчит, смотрит на меня исподлобья и неуверенно поджимает губы.
— А я влюблена в тебя, — тихо шепчет малышка с натяжкой и страхом, дрожащим и сиплым голоском, ничуть не сопоставим с тем, каким только что пела.
Сколько раз я это слышал? Признания, клятвы, мольбы остаться. Ни разу не трогало за живое.
А сейчас, стоило только нежной розе произнести эти слова, душа сжалась, как брошенный щенок под лютым ветром от январских морозов.
Подхожу к ней так, чтобы чувствовать напряженное дыхание на своей коже, руки тянутся к ее подбородку, чтоб заставить смотреть в глаза, чтобы прочувствовать дрожь ее тела, чтобы раствориться в свете прозрачного и ясного взгляда. Осторожно притрагиваюсь к ее губам и чувствую, как пьянею с первого прикосновения, как тяжелеет плоть под штанами и как в голове набатом чеканят острые мысли о близости с непорочным и родным человеком.
Малинова охотно отзывается на поцелуй, все еще робко, будто спугнуть боится, но уже гораздо увереннее, чем предыдущие разы. Дрожащие пальцы юной любовницы скользят самыми кончиками по обнаженному торсу, оставляя под кожей огненные пульсации.
В этих прикосновениях хочется жить.
Опускаю хрупкое тело на постель и нависаю сверху, всего мгновение медлю, осматривая взволнованное раскрасневшееся лицо Вики и вновь целую пухлые живые губки, жадно вырываю с них мучительный стон. Сегодня я покажу ей, каким бываю нежным, каким ярким может быть наслаждение, каким томительным и острым.
Уверенно распахиваю полы халатика и стягиваю вниз белые трусики, откидывая их на пол, как бесполезную вещицу. Целую шею, грудь, живот, задыхаюсь от естественного аромата тела, пальцы смело скользят ей по ребрам, и красотка несмело смеется, как от приступа щекотки. Губы опускаются ниже, по гладкому лобку, и, наконец, язык с напором нажимает на потемневший от возбуждения клитор. Малинова взрывается в приступе стона, пальцы зарываются в моих волосах, стараясь убрать мои жадные губы с пульсирующей горошины, но я с большей страстью откровенно целую ее.
