Дворец впечатлял, впрочем, как и его охрана.

– И как ты собрался проникнуть внутрь к этому, как его… источнику? – решила озвучить наши со свекром сомнения.

Адриано загадочно улыбнулся и, выудив из кошеля пару монет, направился к дворцу, беззаботно что-то насвистывая и при этом фальшивя так, что узнать мелодию не было никакой возможности. Проще вообразить, что это виртуозная в своей дисгармонии импровизация. Старик лишь покачал головой, когда этот неунывающий ловелас походя приобнял какую-то субретку, пройдя еще немного, приблизился к загадочной маске и прошептал ей на ушко несколько слов, от которых даже мочки у слушательницы порозовели. Потом обернулся, развел руки вроде бы в приветствии, стремясь обнять совершенно незнакомого синьора, и растворился в толпе.

– За что никогда не любил оборотней во все времена – эти пройдохи умели виртуозно скрываться в людской толпе. Если они не пользуются магией и не пытаются трансформироваться – даже инквизитор может пройти мимо, так и не догадавшись, что рядом двуипостасный, – с досадой обронил свекор.

Мне же не давало покоя другое:

– Как вы думаете, кто все же за этим стоит?

– Боишься, что найденного нового Распределителя отправят к праотцам раньше, чем выпустят Лима?

– Да, – ответила честно и без обиняков. – Хотелось бы подстраховаться.

– Я тоже об этом думаю. Постоянно. Но пока слишком мало знаю. Могу с уверенностью сказать, что есть несколько претендентов: клан Моро с их выдвиженцем – Барто. Он человек, маг, уже в годах. Дар, как не сложно догадаться, ясновидящего с ориентацией на вероятника. Впрочем, как и всех остальных. Вторые – род Альтенбург, который сделал ставку на юную Хольгу. К слову, нет девы более непохожей на ангела, чем эта ундина. Кроткая овечка с пастью хищницы. Третьи – Сейнс-Кантург-Гермская династия, которая поддерживает Виджея. С виду этот тролль – ученый-теоретик. Ему интересны лишь изыскания в области временно́й магометрии. Но ни один истинно увлеченный ученый не станет лезть в политику – слишком грязно и хлопотно. Так что мое личное мнение – это маска, как и у всех остальных. Следующие – семья драконов Танваров. Она выдвигает Лакшая – изворотливого ящера и талантливого дипломата. И наконец, самый юный – Франческо. Он наг, и, что примечательно, за ним единственным не стоит родовой бастион из бесчисленного числа кровников или просто заинтересованных.

– Ничего себе – несколько кандидатов … – протянула озадаченно.

– И заметь: это только верхушка айсберга. Так сказать, те стяги, которые уже гордо реют. Скорее всего, есть и темные лошадки, что появятся чуть позже.

За познавательной беседой время пролетело незаметно, и возвращение Адриано стало для меня неожиданностью.

Оборотень лучился довольством. Правда, золотых у него уже не было. Зато от информации хвостатого буквально распирало, как иного Казанову – от мук творческого секса.

– Пауло Реньер – нынешний дож – сегодня вечером устраивает бал-маскарад в честь начала карнавала, – с ходу выкинул козырь оборотень.

– Наверняка по приглашениям… – с сомнением протянул Дейминго.

– Об этом я тоже узнал, – усевшись поудобнее на парапет, стал рассказывать Адриано.

Оборотень поведал, что бал начинается спустя какую-то пару часов. Все приглашенные – благородного сословия и в масках. Сейчас знатные синьоры и синьориты усиленно готовятся к торжеству, подводя сурьмой брови, накладывая на щеки белила и пудря парики. Но уже совсем скоро гондолы с аристократическими пассажирами начнут причаливать к площади Святого Марка.

– Поэтому у нас не так много времени на приготовления, – подытожил Адриано.

Платье удалось-таки достать. Причем даже такое, в которое я влезала, не затягиваясь в корсет. Как оказалось, не все венецианки стройны, а продать свои портновские умения мастеру ножниц и иголки хотелось каждой: и пышке и худышке. Посему выбор торжественных одеяний в салоне платьев был весьма обширен.

Я стояла перед зеркалом в голубом муаровом платье, покорявшем своею красотой и изысканностью. Оно ладно облегало фигуру, подчеркивая достоинства, но у него был один существенный недостаток: слишком совершенно и в этом своем совершенстве – абсолютно неудобно. Оттого, как только я облачилась в творение венецианских мастеров, где-то в глубине душе зародилась неуверенность, которая расцвела пышным цветом, едва я попробовала сделать несколько шагов. Бывает так, что платье украшает, даря блеск в глазах, царственность осанки, легкость движений. Но случается и наоборот: наряд своей пышностью затмевает его носительницу. Второй случай – это про меня.

Свекор, будто чувствуя мое волнение, подошел со спины и обнял за плечи:

– У нас все получится, я верю в тебя!

– Вот верила бы еще и я сама.

– А у тебя нет другого выхода, – улыбнулся Таргос нашим отражениям. – Просто нет.

– И все же.

– И откуда в тебе эта неуверенность? – раздраженно вклинился в разговор Адриано. – Где та нахалка, что протаранила мою машину? Что с ней стало?

Эта его подколка и выбила из меня всю мнительность. Сама не осознала, как верх взяло профессиональное призвание:

– С ней стало превышение тиреотропных гормонов и ХЧГ! – выплюнула я.

Адриано ненадолго озадачился, но так и не найдя подходящего ответа, просто выдал:

– Я тоже умею ругаться, – выдал этот хвостатый, разбирающийся в эндокринологии так же, как слесарь-сантехник в китайских вазах эпохи Мин. – А если боишься, что поведением как-то выдашь себя… Я успел убедиться, что женщины всех времен одинаковы. Почаще делай реверансы, загадочно улыбайся и томно тяни: «Право же, синьор…» Единственное – веером больно-то не увлекайся… а то с тебя станется: тремя неосторожными взмахами назначить горизонтальную встречу.

Сборы проходили молча, в наспех снятой комнате в одном из трактиров. Свекор сначала бдел мою честь, а посему выставил Адриано за дверь, а потом и сам покинул неказистые апартаменты, давая возможность переодеться. Вот только он не учел одного: глубина декольте платьев тех времен была сопоставима лишь с длиной их юбок. Зашнуровать же такое безобразие самостоятельно, чтобы оно не свалилось в неподходящий момент, оголив грудь, и вовсе поначалу не представлялось возможным.

Но мне все же удалось кое-как затянуть шнуровку, выворачивая руки под немыслимым углом.

Когда я облачилась в платье и разрешила войти, родственничек (вот уж блюститель морали), перед тем как начать самому переодеваться, попросил меня ненадолго выйти. Интересно, что такого нового я могла увидеть в мужской анатомии, если учесть, что не далее как сегодня утром Адриано демонстрировал нам ее во всей оборотнической красе? Хотя… вспоминая текстильное творение на племяннике, а конкретно труселя, когда Лим удирал по коньку крыши… Может, у свекра еще более оригинальные порты и из-за них-то он и отказался дефилировать по каморке в моем обществе?