— Не дам. Ты учил не давать незнакомцам.

Зависаю, смотря на огненную вывеску какого-то заведения. И нет, не от её красоты, а от слов этой маленькой пьяницы. И мужского смеха, что раздаётся рядом с Лили.

И я напрягаюсь еще сильнее.

— Я учил тебя другому, — цежу сквозь зубы, начиная откровенно злиться. — Не спать и не целоваться с малознакомыми людьми. А вот телефон в руки давать — другое дело. Дай ему телефон. А ещё лучше бармену. Видишь его?

Она никакая! Сколько она выпила вообще? Бутылку, две? Три? И всё из-за кого? Шевцова?

— Вижу, я же не пьяная, — она в секунду становится серьёзней, но по её тону всё равно понимаю — перебрала. — Сейчас дам, тиранище.

И если мне она говорит эти слова недовольно и пренебрежительно, то к бармену она обращается совсем по-другому:

— Миленький, не понимаю, что он говорит. Скажи этому дядьке, чтобы катился кубарем отсюда. Мне совесть не позволяет просто. Даже на английском, — когда слышу эти слова, ловлю нервный тик. На оба глаза, причём. — Можешь погрубее. Он с первого раза не понимает.

Её слова пролетают мимо моих ушей. Мало ли, что она говорит.

— Слушаю, — басистый, но спокойный голос раздаётся в трубке телефона.

Хочу спокойно выдохнуть, что общаюсь с трезвым человеком, но не могу.

Эта чертовка где-то одна. С мужиками. Не в себе.

— Сколько она выпила? — это первый вопрос, что вылетает из груди. Раздаётся тихий, почти незаметный смех. Тонет в музыке, что так его перекрывает.

— Она пробку нюхнула. Потом глоток коктейля сделала, теперь за жизнь говорят. А, и все это коробкой конфет с коньяком заела. Не знаю, как так вышло, но это весело.

Хочу ударить себя по лбу ладонью, но не делаю этого.

— Где вы? — я впервые в жизни так нервничаю. И хочу смеяться одновременно. Дурдом.

— Она же сказала, — недовольно произносит. — Кудыкина гора. Бар у парка, чуть ниже к набережной.

О мой бог.

Я либо спятил, либо в шоу участвую.

Но не время сейчас веселиться.

Не раздумывая, иду вниз по дороге, оставляя машину на месте. До этого бара рукой подать. Поэтому добираюсь в два счета.

Волнуюсь за эту маленькую задницу, что сейчас спокойно сидит пьяненькая с…

Байкерами?!

Когда вижу около десяти байков, без промедления залетаю в бар. Хлопаю дверьми, ищу несносный цветочек.

Вижу ее у барной стойки и облегчённо выдыхаю. Она совершенно в другое платье. Белом, воздушном. С розовыми лентами.

Ванилька. Ей оно идёт. Главное, что не то, чёрное. Развратное.

Да о чем я только думаю?!

Как ее сюда вообще занесло???

Стремительно добираюсь до этой мордашки, изливающей душу какому-то бугаю. Подхожу к ним, слышу прерывистый диалог.

— И вот. Я в Лондон хочу обратно. Меня здесь никто не любит, — и чуть не хнычет.

Устало вздыхаю, трогаю ее за плечо. Она резко оборачивается, смотрит на меня своими слезливыми голубыми глазками и надувает губы.

Зависаю, не зная, что и предпринять. Даже язык грубить не поворачивается.

— Вставай, мы уходим. Тебе пора бай-бай, — общаюсь с ней как с мелкой. А Лиля она и есть.

— Уйди, — Ланина делает то, чего и ожидаю. Отворачивается, не желая отправляться домой. Как ребенок. — Я с Горынычем. Не видишь, что ли?

— Какой к черту Горыныч? — не выдерживаю. Раздражать начинает. Злость в груди разжигается в один удар ее дерзких слов по моим мозгам.

Откровенно бешусь, хватаю девчонку за талию, поворачиваю к себе. Резко, пока не ожидает, закидываю на плечо.

Маленькая булочка, блин. С виду такая мясистая, а на деле… Держу, не напрягаясь.

И спокойно иду на выход из бара. Точнее, пытаюсь, пока меня не останавливает твердая хватка на плече. Не больно, но ясно даёт понять — так просто мы отсюда не уйдем.

Поворачиваюсь в его сторону.

— Проблемы? — меня ни капли не волнует, что он в два раза больше меня.

Встаёт со стула, показывает свой грозный вид. Напугал ежа голой жо…

— Я Горыныч, — внезапно представляется бугай, и я ещё раз удостоверяюсь в том, что попал в дурдом. И ведь Лиля правду сказала. Тусит с Горынычем на Кудыкиной горе. В. В горе. — И проблемы у тебя, бро. Принцессу на место поставь.

В его голосе агрессивные нотки. Кивает внезапно головой. И пока цветочек спокойно лежит у меня на плече, прося ее отпустить, все до единого мужики встают со своих мест. Окружают нас кольцом.

А я продолжаю смотреть в глаза Горынычу и недоумевать.

Когда это цветочек успел стать принцессой у своры байкеров…

И заполучить такой авторитет.

— Мужик, ты чего, не понял? — грозный бас разносится где-то над головой. Горыныч-то огромный. За два метра. Мои метр восемьдесят восемь отдыхают в сторонке. — Девушку отпусти. Это мы по-хорошему просим.

Прищуриваюсь, стойко смотря в глаза, что сейчас блестят агрессивным огоньком. Настроен он серьёзно.

И всё это из-за Лили?

— Ой, мальчики, а может, не надо? — что-то там бормочет беда, опуская свои ладошки мне на поясницу. Нашла, за что ухватиться. Я напрягаюсь, когда эти самые пальчики касаются моего тела.

Меня не волнует толпа мужиков, которые сейчас поправляют банданы. Скалятся, плюют на пол и уже готовятся набить мне лицо.

Да только ошибаются, раз считают, что боюсь их.

Продолжаю стоять напротив Горыныча и начинаю кое-что припоминать. Прищуриваюсь, смотря в эти знакомые рыжие бороду и усы и…

Не успеваю озвучить свои мысли первым.

— О, — внезапно округляет глаза. — А ты случайно года четыре назад не был на байк-шоу в Стерджисе?

Так вот, откуда я его припоминаю. Тот мужик… Блин, кликуху-то его и забыл.

— Был, — киваю. Лучше — участвовал. Занял второе или третье место, уже не помню, но тогда знатно повеселился с одними ребятами. Не зря из Лондона в США отправился за компанию с одним человеком.

— Так ты чо, из наших? — разводит руками. Как бы ему сказать, что уже нет?

На байк я не садился уже давно. Как раз-таки года четыре. Это был последний мой заезд. Хотел попрощаться с любимым увлечением — гнать под двести двадцать по трассе и думать о своём.

Слишком много времени отнимало. Корпорация уже была на моих крепких плечах, и я всерьёз решил заняться тем, что имею сейчас.

Поэтому тогда, четыре года назад, времени на мотоцикл стало не хватать. Полностью ушёл в работу. Но и авторитета набрать успел. И знаю все их законы. Именно из-за этого удивляюсь, как невинный цветочек мог заполучить доверие стольких людей.