Когда сюжет «Tokudane!» закончился, я, наевшись яичницы в форме сердечек, отправилась в Токио, чтобы встретиться с моим переводчиком, Эмили (Аяко) Сато. Она предложила встретиться у статуи Хатико на железнодорожной станции Сибуя. Хатико – национальный герой Японии. Кстати, это собака (настоящая). Хатико жил в 1930-х годах и каждый день на железнодорожной станции встречал с работы хозяина, профессора сельскохозяйственных наук. Однажды профессор не вернулся к Хатико, так как умер от кровоизлияния в мозг. Непоколебимый Хатико приходил на станцию каждый день целых девять лет, пока его собственная смерть не прервала этот ритуал. В своем отношении к собакам совпадают многие культуры. Все уважают преданного пса.

Сато-сан уже ждала меня. Это была женщина среднего возраста, выглядевшая не старше сорока. На ней был строгий брючный костюм и удобные туфли.

– Мой секрет в том, чтобы проходить десять тысяч шагов в день.

Я несколько раз чуть не потеряла ее, пока мы спускались в недра лабиринта станции Сибуя, подхваченные толпой хорошо одетых горожан Токио.

– Наверное, мне нужно было держать флажок, как у гидов туристических групп. Ваш был бы с черепом, – усмехнулась она.

Пройдя два турникета, три лестницы и четыре эскалатора, мы достигли платформы.

– Здесь безопаснее в случае землетрясения, – заявила Сато-сан, и это упоминание не было неуместным. В тот день на побережье было землетрясение магнитудой 6,8 балла. Любой мой разговор в Токио сворачивал к тому, как тяжелы были психологические последствия землетрясения и цунами 2011 года, которые бушевали на северо-востоке Японии и унесли жизни более пятнадцати тысяч человек.

На подземной платформе раздвигающиеся стеклянные двери отделяли пассажиров от рельсов внизу.

– Эти двери – новинка, – объяснила Сато-сан. – Они должны предотвращать, – она понизила голос, – суициды.

Показатель смертности в результате самоубийств в Японии – самый высокий среди развитых стран. Сато-сан продолжила:

– К сожалению, рабочие наловчились очищать места самоубийств, собирать части тел и так далее.

С иудейско-христианской точки зрения, а это доминирующая точка зрения на Западе, самоубийство – грешный, эгоистичный поступок. Это мнение менялось очень медленно, хотя наука давно прояснила, что причины суицидов кроются в умственных расстройствах и злоупотреблении наркотическими и опьяняющими веществами. («Греха» нет в классификаторе психических расстройств DSM-5.)

Культурное значение суицида в Японии отличается от западного. На него смотрят как на бескорыстный, даже благородный поступок. Самураи ввели практику сэппуку (буквально «разрезание живота», «самопотрошение» с помощью меча), чтобы не попасть в плен к врагу. Во время Второй мировой войны около четырех тысяч пилотов-камикадзе погибло, пойдя на таран ракет и вражеских кораблей. Сомнительные, но знаменитые легенды рассказывают о практике убасутэ, когда в голодные времена сыновья относили своих старых матерей в лес и оставляли их там. Женщины послушно сидели в лесу, погибая от переохлаждения или голода.

Сторонние наблюдатели говорят, что японцы романтизировали суицид, что в Японии сложилась «культура суицида». Но реальность гораздо сложнее. Японцы скорее смотрят на самоубийство как на альтруизм, нежелание быть обузой, чем восхищаются самой смертью. Более того, «иностранные ученые могут увидеть статистику суицидов, но они никогда не поймут суть этого феномена, – утверждает писатель Кенсиро Охара. – Только японский народ может понять самоубийство японца».

Для меня наблюдать смерть в Японии было все равно что смотреть в зеркало: все знакомо, но выглядит по-другому. Как и американцы, японцы – развитая нация, и похороны здесь – большой бизнес. Крупные похоронные корпорации играют ощутимую роль и на западном, и на японском рынке. Их новенькие учреждения обслуживаются профессиональными специалистами по похоронам. Но если бы на этом все заканчивалось, мне не было бы смысла приезжать сюда.

* * *

Буддийский храм Кококудзи, здание XVII века, спрятанное на тихой улочке Токио, дает приют скромному кладбищу со старинными надгробиями. Здесь можно увидеть целые поколения семей, которые приходили сюда когда-то поклониться умершим родным. Черно-белый кот растянулся на каменной дорожке. Мы шагнули из современного Токио в фильм Миядзаки. Поприветствовать нас вышел Ядзима-дзюсеку (дзюсеку означает «главный священник или монах») – приветливый мужчина в коричневой рясе, с коротко остриженными седыми волосами и в очках.

В противоположность архаичному окружению, Ядзима-дзюсеку – приверженец свежих идей о том, как увековечить кремированные останки покойных (наш человек). Директора американских похоронных бюро белеют от страха при одной мысли о переходе США к «культуре кремации», ведь это значительно снизит их доходы от бальзамирования и продажи гробов. На самом деле мы не имеем ни малейшего понятия о том, как может выглядеть повсеместная «культура кремации». А японцы знают. Доля кремации в стране достигает 99,9 % – самый высокий показатель в мире. Ни одна другая страна даже близко не подошла к этой цифре (прошу прощения, Тайвань: 93 % и Швейцария: 85 %).

Император и императрица были последними, кто склонялся к захоронению своих тел. Но несколько лет назад император Акихито и его жена, императрица Митико, объявили, что после смерти они тоже будут кремированы. Четырехсотлетняя традиция королевских похорон прервалась.

Когда-то храму Кококудзи предлагали приобрести землю для традиционного кладбища, но священник Ядзима отказался и семь лет назад построил колумбарий Руридэн. (Колумбарии – это отдельно стоящие здания для хранения кремированных останков.)

– Буддизм всегда был передовым, – объяснил он. – Это естественно – использовать технологии наряду с буддизмом, я не вижу здесь никаких противоречий. – С этими словами он пригласил нас к дверям новенького шестиугольного здания храмового комплекса.

Мы стояли в темноте, пока Ядзима тыкал пальцем в клавиатуру на входе. Мгновение спустя две тысячи будд, которыми были уставлены все стены от пола до потолка, начали светиться и пульсировать ярко-голубым светом.

– О-о-о-о-о, – протянули мы с Сато-сан, ошеломленные и восхищенные. Я видела фотографии Руридэна до этого, но они не передавали этого сильного впечатления, когда стоишь в окружении светящихся будд.

Ядзима отпер дверь, и мы увидели за стеной будд шесть сотен комплектов костей.

– Подписаны, чтобы было легко найти мисс Кубота-сан, – улыбнулся он. Каждый комплект кремированных останков соответствовал прозрачному будде на стене.

Когда родственник умершего посещает Руридэн, он либо набирает имя покойного на клавиатуре, либо прикладывает смарт-карту с чипом, похожую на проездные токийского метро. После того как семья вводит на входе данные, все стены загораются голубым, кроме одного-единственного будды, мерцающего белым светом. Так что вам нет нужды разглядывать имена надгробий в поисках своей мамы – белый свет приведет вас прямо к ней.