моего отношения. Я — не Гера. Это она, пока Перун смотрит в другую сторону или занят с любовницами, готова раздавать поцелуи всем, кто ей может стать полезен.

— Ты — очень даже не Гера, — охотно признал я, втянув ноздрями аромат цветов акации — он исходил от богини. — Ты — Разящая в Сердце. Но скажи, я же для тебя не «все»? Пожалуйста, не разочаровывай меня сейчас. Мне вовсе не хочется стать одним из множества, к кому обращено твое особое внимание.

— Да, я тебя выделяю из всех. Мое особое внимание было отдано тебе, когда ты плыл с Одиссеем. И когда ты исчез из доступных мне миров, я продолжала вспоминать о тебе. Но это не значит, что… — она замялась (как же непривычно видеть богинь в нерешительности!), отведя взгляд к окну, Артемида, сказала: — Люди всегда так торопливы. Даже ты.

— Их можно понять: людская жизнь коротка, у них нет в запасе вечности, как у богов. И даже у меня, жизнь в этом теле не дольше человеческой. Хочется побольше успеть, прекрасная Охотница, — я смотрел на нее, борясь с невыносимым желанием просто прикоснуться, а может сорвать еще один поцелуй.

— Что же ты хочешь успеть? — Артемида изогнула бровь.

— В этом мире у меня много планов. Например, виманы. Уж если ты попросила занять меня это тело, то я намерен быть графом Елецким сполна, больше, чем то бы он смог сам. Хочу реализовать все его скрытые и тайные мечты, из тех, которые интересны мне самому, — я сделал маленький шаг вперед. — И очень хочу успеть познать твою любовь.

— Безумный Астерий! — она вспыхнула, еще больше порозовела в щеках. — Мне пора! — богиня отошла к окну и порывисто провернулась. — Из-за твоей дерзости чуть не забыла сказать, зачем приходила. Я помогу узнать содержание важного для тебя римского пророчества. Не нужно больше мучить этим вопросом Голицына. Этим он привлекает внимание Геры, что очень плохо для вас двоих. Жди, через некоторое время позову тебя в свой дом, и ты услышишь важные для тебя слова.

— Твой дом? Здесь? — я был в недоумении. Сразу сотня вопросов завертелось в голове, но Артемида превратилась во вспышку света и угасла.

Несколько минут я стоял потрясенный гораздо больше, чем после разговора с Герой. Мне захотелось своими руками сорвать цветы и щедро положить их на алтарь Охотницы. Я не дарил ей цветы со времен Троянской войны, а в этом мире никогда.

Мысли вернулись к ее последним словам: «позову тебя в свой дом» — вряд ли она имела дом небесный. Я знал, что в тех мирах, которые боги посещают в физических телах, многие из вечных имеют свои жилища. Их дома могут таиться в глуши, высоких горах или на каком-то острове, но могут оказаться прямо в городе, скрытые от людских глаз божественным чудом. Что ж, если так, то побывать в доме Артемиды станет для меня очень желанным приключением.

Время бежало, и нужно было поспешить к завтраку и собираться в школу. Сегодня суббота, и у нас всего три урока, один из которых физподготовка — день обещал быть легким и приятным. А вечер… — хотя я не горел желанием оказаться в гостях у Евстафьевых, эта поездка могла отвлечь меня от огромного количества дел, навалившихся за неделю, и снять напряжение.

К своему удивлению я обнаружил маму вовсе не в столовой, а в коридоре возле лестницы. Она стояла с волнением наблюдая за дверью в мою комнату.

— Богиня ушла? — дрогнувшим голосом спросила Елена Викторовна.

— Да, мам, успокойся. Нормально все, — я улыбнулся подходя.

— Как же она? В окно? — мама пока успокаиваться не собирались.

— Мам, ну как обычно уходят боги? Превратилась во вспышку света и перенеслась в тонкий мир. Иногда боги становятся прозрачными и растворяются в воздухе, — я говорил правду, в то же время понимая, что моя правда сейчас может породить кучу вопросов и недоверия.

— Откуда ты можешь знать? — графиня начала спускаться по лестнице следом за мной.

— Мам, оттуда. Ты не забывай, что я — маг. И фокус с огнем, который я тебе показал, лишь незначительная часть моих возможностей, кстати, возможностей, опирающийся на знания, — я почувствовал, что она остановилась. — Знания «оттуда», — я улыбнулся, умиленный ее растерянностью. — Мам! — поднявшись на две ступеньки выше и обнял ее. — Мам, все хорошо. Просто доверься мне. Ты же видишь, сама Артемида дружит с нами. Я под ее защитой. Поэтому, расслабься, выбрось из головы всякие переживания. Хочу, чтобы ты жила без страхов и тревожных ожиданий, жила, уверенная, что у нас все хорошо, и наслаждалась радостями этой жизни. А ты спешишь увидеть проблему там, где ее на самом деле нет.

— Да, Саш. Да, — она порывисто обняла меня и принялась целовать в лицо. — Ты стал очень взрослый! Очень! Будто ты даже старше меня. Мне такое трудно принять.

После завтрака я вспомнил, сказанное Охотницей насчет пророчества. Активировал эйхос и наговорил в него сообщение для Голицына, попросив графа прекратить попытки найти информацию о римских пророчествах. Пообещал, что позже объясню причины. Хотя вот какие-то причины? Правду ему никак не скажешь. Придется выкручиваться, выдумывать, увы, врать что-то логичное. А врать друзьями всегда очень тяжело.

В школе после геометрии и механо-биологии заключительным уроком была физподготовка. Нас ждал забег на 5 километров, и здесь уже возле финиша, я вспомнил Айлин, вчера ожидавшую меня возле дома и иронично глядевшую на часы. Теперь на хронометр смотрел господин Барков. Когда я поравнялся я ним, одолевая последний метр дистанции, то услышал первую похвалу за два года:

— Поражаете, ваше сиятельство! Молодец! Высшей степени молодец!

Ну, да, я в этом забеге оказался неплох: позади шагах в пятистах из последних сил тянулись Рыков, Лозовой, Лужин — прежде признанные лидеры в беге. Далеко за ними виднелись остальные из парней нашего класса. Девушки свою двухкилометровку уже закончили, и вторая похвала постигла меня от Айлин.

— Ты лучше всех! Обожаю тебя! — она бросилась мне на шею. Потом шепнула: — Жаль моя мама сегодня дома. Пошли бы ко мне. Очень хочу сделать, как прошлый раз.

— Мне сегодня ехать к Евстафьевым, увы, пообещал, — ответил я, почти восстановив дыхание. И тебе это пока нельзя делать. Нужно, чтобы все зажило.

Пока мы обнимались с Айлин, мой взгляд случайно встретился с глазами Ковалевской — она показала мне язык. Это было по-детски, совсем неожиданным от нее, старавшейся казаться самой взрослой, искушенной дамой нашего класса.

Бежавшие за мной одноклассники стали прибывать к финишу. Вот пришел Лужин, направился к дожидавшейся его баронессы Грушиной, не забыв бросить злобный взгляд в мою сторону. Чуть позже прибежали другие приятели и шестерки Сухрова. Самого Еграма на физподготовке не было. С его-то больными ногами! Он сегодня вообще не пришел в школу, но в понедельник он должен явиться. Меня не покидало ощущение, что в предстоящем поединке граф Сухров готовит какой-то неприятный сюрприз. То, что он ходит к дорогому магу-целителю из храма Асклепия — это я знал. И то, что он давно посещает школу боевых искусств «Царские Волки» — это знали все. До понедельника он мог подлечить ноги, не на 100 процентов, но близко к тому. Но мне казалось, что сюрприз, который готовит Сухров, заключался вовсе не в его физической форме. Уж слишком вызывающе сегодня с утра вели его ближайшие соратники: Подамский, Адамов, оба Брагина и, конечно, Лужин. Если на следующий день после поражения Сухрова все они сникли и старались не смотреть в мою сторону, то теперь будто поймали новую волну вдохновения и начали чувствовать за собой какую-то серьезную силу. Виконт Адамов на перемене спросил Айрин: «С кем же ты, бедная овечка, будешь теперь в школу ходить? Во вторник Елочки для тебя уже будет». Я в тот момент выходил из класса, чтобы поболтать с Рамилом Адашевым, и, к сожалению, вопроса не слышал — иначе бы Адамов подавился своим опасным намеком. Он очень напугал Айлин. Если после моей победы, той 19 апреля в четверг, все страхи мигом слетели с госпожи Синициной, то теперь она снова начала погружаться в нарастающие переживания.

Из всего этого напрашивался вывод: Сухров с дружками нечто затевает. Может он собирался привлечь банду долговязого? Косвенно такой поворот подтвердился бы, если б поединок он решил провести не на пустыре за школой, а в Шалашах. У меня возникла шальная мысль, что в поединок могла