Скорбный, отчаянный крик разорвал глухую тишину, что висела над уснувшим Лувром.

И Маргарита Бургундская, мать Миртиль, испустив этот вопль ужаса, от которого содрогнулся Мариньи, прошептала:

– Вот оно – проклятие Готье д’Онэ!..

Жилище госпожи Клопинель, расположенное на улице Сен-Дени и прилегающее к лавке суконщика (который, сам не зная почему, поставил свою коммерцию под вывеску «Волхвы»), так вот, это скромное с виду жилище состояло из двух этажей и мансарды под крышей. Госпожа Клопинель, пожилая, суеверная, пугливая, елейная вдова, вечно опасавшаяся, как бы ее не обокрали однажды ночью, была достойной матроной, торговавшей всевозможными пряностями. Мансарда сдавалась Буридану на следующих условиях: жилец ничего не платит; хозяйка обязуется штопать его штаны и стирать белье. Взамен Буридан должен защищать госпожу Клопинель посредством рапиры и кинжала в случае ночного нападения, что в те времена было делом повсеместным.

Таким образом, молодой человек и пожилая женщина могли спать спокойно: Буридан – потому, что был избавлен от навязчивой мысли об арендной плате, госпожа Клопинель – потому, что под защитой такого телохранителя могла больше не опасаться грабителей.

Вот только зачастую случалось так, что молодой человек возвращался поздно либо не возвращался вовсе.

Такие ночи госпожа Клопинель проводила в молитвах.

Словом, если вечером Буридан выходил из дому, можно было не сомневаться, что наутро старушка появится с кругами под глазами и осунувшимся, изможденным лицом.

Было около девяти утра, и Буридан заканчивал одеваться, бормоча себе под нос:

– Ну и ночка!.. Какое странное приключение для бедного Филиппа и славного Готье!.. Что же, черт возьми, там произошло? Ни один, ни другой не пожелали мне этого сказать, но я обязательно все выясню, даже если для этого придется на протяжении двух недель стучаться в двери Нельской башни!.. Ба! Забудем об этом на несколько часов…

И лицо его осветилось улыбкой, как только мозг переключился на новую мысль.

– О, моя дорогая малышка Миртиль! – шептал юноша. – Наконец-то я тебя увижу!.. Что ты мне скажешь?.. К черту предчувствия грусти, к чему заранее терзаться сомнениями?.. И потом, в конце-то концов, почему мэтр Леско должен мне отказать? Если он пожелает, я тоже стану торговцем коврами… почему бы и нет? Достойное занятие, и потом, с этими коврами я увижу столько турниров и состязаний… это станет мне утешением… к тому же, путешествуя, мы будем проезжать через Фландрию, а фламандцы, как я слышал, да и сражение при Куртрэ тому свидетельством, парни не промах. Вот сведу с ними знакомство, стану продавать им в разы больше ковров, чем мэтр Леско, – глядишь, сделаюсь еще более богатым, чем он, буржуа; тогда-то и на Миртиль жениться можно будет!

С такими вот мыслями в голове Буридан расхаживал взад и вперед по мансарде, – посвистывая, улыбаясь, нараспашку (благо стояла солнечная погода) раскрывая окна, прислушиваясь к уличным крикам, словом, радуясь жизни.

Обставлена мансарда была весьма прилично: кровать со стойками, занавешенная пологом из голубой саржи, большой сундук, стол, несколько стульев и два кресла.

На стене, придавая внушительный вид комнате и заставляя вдову Клопинель млеть от удовольствия, висели пара-тройка рапир и коллекция кинжалов.

На столе покоились чернильница, набор гусиных перьев, среди которых были как уже заточенные, так и лишь ожидавшие своей очереди, и наконец – настоящая роскошь! – пять или шесть копий рукописей.

Буридан, стало быть, занимался своим туалетом с той тщательностью, тем волнением, тем умилением, какие придают этому важному делу влюбленные, когда постучали в дверь и, по его приглашению, та открылась, явив высокого, крепко сложенного мужчину, смуглого, с покрытым шрамами лицом и в одежде, которую иначе как лохмотьями и назвать было нельзя.

– Ха! Ха! – промолвил Буридан. – А вот и наш бравый повешенный!

– Не то чтобы совсем повешенный, мой господин, хотя, должен признать, я был на волосок от смерти… Да, это я, Ланселот Бигорн, к вашим услугам.

– Ты пришел пересказать мне ту тысячу вещей, о которых говорил вчера?

– И даже немногим более, если ваша милость соизволит меня выслушать.

– Соизволю. Вот только, милейший Бигорн, уже девять часов. В одиннадцать мне нужно быть неподалеку от Тампля… так что постарайся, чтобы твои тысяча с лишним вещей заняли не более часа. Используй эти шестьдесят минут толково – и, не сомневаюсь, тебе этого времени хватит. Так что бери один из этих стульев, наливай в кубок того белого вина, что видишь вон там, на сундуке, и начинай, не заботясь о том, слушаю ли я… поскольку я за это абсолютно не ручаюсь.

– Вы меня выслушаете, – сказал Ланселот Бигорн серьезным тоном. – К тому же, в таком количестве минут, какое вы мне столь щедро пожаловали, я и не нуждаюсь.

Будучи принятым, Ланселот Бигорн, по всей видимости, испытал необходимость придать себе храбрости, так как он залпом выпил с половину бутылки, на которую указал Буридан.

Буридан по-прежнему расхаживал взад и вперед по комнате, что-то насвистывая и, казалось, не обращая на гостя никакого внимания, на деле же – не выпуская того из виду.

«Вот человек, который мне подошел бы, – рассуждал Бигорн. – Отважный, веселый, беззаботный настолько, что принимает меня у себя так, словно я его друг…»

«Что могло понадобиться от меня этому шельмецу? – думал, в свою очередь, Буридан. – Лицо умное, хитрое, дерзкое… какой-нибудь разбойник или грабитель, наверное! Действительно, кого еще повели бы на виселицу!..»

– Сударь, – сказал вдруг Бигорн, – вам нужен слуга, мне нужен хозяин. Почему бы мне не стать первым, а вам – вторым?

– Ха! – произнес Буридан, вытаращив глаза. – Так, полагаешь, мне нужен слуга?

– Безусловно. Такой, как вы сами, – пускающийся в авантюры, вроде вашей выходки у Монфокона, готовый сражаться против Мариньи, короля, королевы, двора, стражи, прево, ветра, шторма и бури, против всего, что ведет к виселице; такому, как вы, просто необходимо в любой час дня и ночи иметь рядом с собой человека умного и сообразительного, способного все понять, во всем помочь и выполнить любое поручение, способного, наконец, при необходимости, принять на себя вам предназначавшийся удар кинжалом, перехватить и удавить голыми руками набросившегося на вас браво[14]. Вам нужен человека, преданность которого…

– И ты столь умен и сообразителен?

– Я служил, – промолвил Бигорн, проскрежетав зубами, – благородному графу де Валуа, человеку, коварнее которого нет в королевстве, хозяину, чей слуга должен быть сама хитрость.

– И, полагаешь, из тебя выйдет хороший помощник?

– Я ношу на теле семнадцать ран; еще несколько вы можете видеть на моем лице, что свидетельствует о том, что стычки для меня – привычное дело.