– Он меня просто провожал, – невнятно пробормотала она.

Атис понуро хмыкнул. Майла с почти небьющимся сердцем продолжала неподвижно стоять.

– Передумала идти домой? – поинтересовался молодой мужчина.

Майла сделала робкий шаг навстречу и, проходя мимо мужа, осторожно вдохнула воздух, надеясь угадать, сколько тот выпил. Она уже привыкла, что Атис заливает проблемы внушительной порцией спиртного. Но, к её огромному удивлению, тот был абсолютно трезв.

Вздохнув с облегчением, девушка зашла в комнату. Как и утром, здесь все осталось совершенно без изменений. Мягкий свет от свечей, нетронутая постель…

Забившись в уголок, девушка спешно переоделась в домашнее. Атис молча наблюдал. Когда она, разложив вещи, осторожно присела на край постели, он презрительно бросил:

– Красивая у меня жена… Только что толку? Верно? Все равно с другими путается… А мне приходится терпеть…

Майла в ужасе посмотрела на мужа.

– О чем ты? – едва справляясь с голосом, прошептала она.

Атис истерично захохотал.

– Не такой уж я дурак, – закричал он, – чтобы не видеть очевидное! Ты мне рога наставляешь и думаешь я глаза закрою, как этот идиот Леток, муж твоей ненаглядной подруги Вив? Нет уж! Я намерен прекратить позор!

Майла с дрожащими губами попыталась хоть немного разобраться.

– Я ничего такого не делала, что могло бы тебя опозорить, – воскликнула она. – Я клянусь, Атис! С чего ты взял?!

– Даже твоим друзьям противно! – отозвался молодой мужчина. – Даже они в шоке! Оттуда и знаю!

– Это сумасшествие, – забормотала Майла. – Это какая-то ерунда, ложь… Я не знаю, кто и что тебе наговорил, но я клянусь! У меня ничего ни с кем не было! Это правда! Поверь мне! Почему ты кого-то слушаешь?! Только скажи, кто мог придумать подобную чудовищную клевету!

Атис опять захохотал, и по его щекам потекли слезы.

– Ты довольна?! – закричал он. – Отомстила?! Я должен был тебя убить, а сам, как последний трус… рыдаю… Вот, во что ты меня превратила! В тряпку! Я ничтожество! Лишний! И на работе, и дома!

После этих слов Атис немного успокоился, будто признание собственной неполноценности вернуло ему былое мужество. Он вытер лицо рукавом и с горящими глазами уставился на молодую жену.

– Уходи, – прошептал он. – Или я за себя не отвечаю… Прошу, уходи…

Майла испуганно вскочила с постели, подбежала к двери. Но потом, передумав, остановилась. Развернулась к нему лицом и проговорила:

– Атис, прошу, поверь. Я всегда была с тобой честна… Всегда… – и выбежала на улицу.

Она бежала долго и не оглядываясь, не понимая, куда и зачем. Только вокруг сгущалась ночь, и слабо мерцали звезды. Опомнилась она, когда поняла, что совершенно не понимает, где находится. Сердце билось перепуганной птицей, по щекам текли слезы… Ей хотелось выть. Она упала на колени и зарыдала с новой силой.

Что-то в её реальности сломалось, такой домашней, родной и теплой. Как будто все в жизни восстало против нее…

Она больше не узнавала очертания родного мира, где никогда не знала лжи и предательства.

В Общем Доме поднялся переполох. Впервые за всю его историю исчез человек. Исчезла Майла.

В огромной кухне, сгорбившись, сидел Борр и по десятому разу выслушивал рассказ Атиса.

Все остальные толпились у входа и с волнением ожидали своей очереди. Борр опрашивал всех и каждого. Посылал ребятишек обыскивать окрестности. Но безрезультатно! Никто не знал, куда подевалась девушка.

С бледным лицом и красными глазами Атис в который раз повторял каждое слово из их последнего разговора с Майлой.

– …И она вышла… Я был уверен, что она пойдет к тете Риллье и к Вам… – прошептал молодой мужчина осипшим голосом. – Я был уверен…

– Я… – он замолчал и спрятал лицо в ладонях.

Прошел день. Наступил вечер. Люди, взявшись за руки, длинными цепочками прочесывали лес. Повсюду слышались тревожные голоса. Кто-то плакал. Кто-то строил догадки. В основном говорили, что, возможно, из дремучих лесов к поселению вернулись звери.

Когда село солнце, пришлось зажечь факелы. Никто не хотел расходиться, каждый считал своим долгом продолжить поиски.

Борр на всякий случай связался с соседями по радио. Но ничего утешающего так и не услышал. Соседи сообщили, что никого не видели и обещали прочесать окрестности, хотя добраться до них за день Майла вряд ли могла.

Все последующие дни работы в поле, в ткацкой и школьной мастерской были приостановлены. Люди ходили по полям подавленные и угрюмые. Никто уже не спорил и не выступал по поводу вреда прогресса. Подобная ерунда отошла на задний план. Теперь все с надеждой поглядывали на Порка и Крика, которые разъезжали по полям на самодвижущейся машине и могли объехать мест в несколько раз больше, чем все остальные.

– Ничего, – прохрипел Крик, подходя к Борру.

В поле подул северный ветер, небо начали заволакивать темные грозовые тучи.

– Если не сейчас… – Борр внимательно посмотрел на небо. – Потом будет поздно… Погода ухудшается. Пришел северный ветер. Завтра начнутся заморозки.

К Борру и молодому ученому подошел закутанный в длинный шарф Порк. Потирая друг о друга замерзшие руки и пытаясь справится со слезящимися глазами, учитель понуро бросил:

– Люди выдохлись. Многие начали кашлять… Если продолжим, завтра все слягут с простудой…

Борр согласно кивнул. Сегодня ему придется принять одно из самых трудных решений в жизни – остановить поиски или продолжить. Продолжить – значит, оставить хоть какую-то надежду, несмотря на то, что шансы, с учетом надвигающейся погоды, практически равны нулю. Или остановить…

Тогда – все, конец.

Очень медленно Борр взял рупор и поднес к губам. Потом остановился. Еще раз оглядел поле, где все усиливались порывы ветра.

– На, – Борр протянул рупор Порку. – Скажи, пусть возвращаются домой. Уже поздно и холодно…

С каким-то отсутствующим взглядом учитель школы принял рупор. Несколько секунд стоял неподвижно. Потом отдал команду.

За столом Общего Дома все собрались на ужин. Но обычного смеха и оживленных задушевных бесед слышно не было.

Люди привыкали.

Привыкали, что впервые за все время пропал человек, и его даже нельзя, как положено, оплакать и похоронить с почестями.

После всеобщего единения в порыве найти любой ценой люди погрузились каждый в свои думы. На лицах читалась горечь и отчуждение. Но можно было только догадываться, что именно творится на душе у каждого.

Возможно, одни тосковали без любимой подруги… Другие – ощущали приближение чего-то страшного и нового…