Доктор полностью утешил ее, и душу, опустошенную обидой, заполнило спокойствие. Девочка представляла, как доктор за серыми стенами лечит больного с помощью своих знаний и тех историй, которыми он утешал ее. Вот так же Белые каноники утешали здесь больных и несчастных последние три столетия. Она живо представляла их себе, скользящих в белых рясах около церкви, в саду, в полях. Стелла совершенно не удивилась бы, если бы один из них вдруг подошел к ней, пока она сидела в бричке. В конце концов, ей даже показалось, что она видит одного из них, и она прошептала его имя: «Иоанн».

Девочка повторила себе их клятву: «Я клянусь изменить свое поведение и улучшить свою жизнь». Эта была клятва, данная когда-то Иоанном. И Стелла решила, что ее поведение недостаточно хорошо и что надо изменить его.

Доктор вернулся до того, как девочка успела почувствовать себя одинокой, и принес для нее небольшой яблочный пирог, данный ему поваром, — горячий, только что из печки. Только увидев пирог, Стелла поняла, как голодна. Ее маленькие зубки мгновенно впились в ароматное тесто, но она тут же опомнилась и, проглотив кусок, вежливо сказала:

— Спасибо, сэр. А как же вы?

— Я выпил глоток сидра, он мне больше по вкусу, — усмехнулся доктор Крэйн, столкнул Даниила с сидения и взял вожжи.

— Как раз сегодня дома мы делаем сидр, — сообщила Стелла. — Можно, я дам кусочек пирога Даниилу?

— Конечно. Пирог твой и собака тоже твоя.

Стелла дала Даниилу кусок побольше, чтобы хоть этим утешить его за изгнание с сидения, и они поехали рысью.

— Я надеюсь, бедняга чувствовал себя лучше, когда вы покидали его? — спросила Стелла, внимательно глядя на оставшийся кусок пирога.

— Гораздо лучше — после такой солидной порции жалоб, утешений и обещаний получить лекарство, — уверил ее доктор.

— А как поживают сэр Джордж и леди? — поинтересовалась девочка.

— Насколько я знаю, хорошо. А почему ты не доедаешь пирог?

— Улучшаю свои манеры, — призналась Стелла со вздохом.

— И ты считаешь хорошим тоном оскорбить отличный яблочный пирог, съев его холодным, хотя он самим Богом предназначен для того, чтобы быть съеденным горячим? — возмутился доктор, пряча улыбку. — Это так же неприлично, как заставлять ждать короля.

Стелла с радостью снова впилась в пирог и, к облегчению доктора, снова превратилась в маленькую веселую шалунью, пока они не въехали на холм и не остановились там, чтобы дать Эскулапу отдохнуть и в последний раз взглянуть на прекраснейшее в мире место. Солнце только что коснулось часовни Св. Михаила, и Стеллу снова охватило странное чувство, будто часовня принадлежит ей.

— Ее тоже построил де Бриер? — спросила она.

— Что, Стелла?

— Часовню.

— Моряк, которого монахи спасли после кораблекрушения, построил ее в знак благодарности. Но она принадлежит аббатству. Святой Михаил — покровитель церквей и часовен, построенных в горах, потому что он «Архангел, который любит вершины и открытые пространства». До сих пор с любого иностранного корабля, бросившего якорь в бухте Торра, на котором есть хоть один член экипажа — католик, обязательно посылают кого-нибудь помолиться в часовне.

— Об этом тоже есть рассказ?

— Есть, и хороший.

— Такой же, как история де Бриера?

— Совсем другой. Это рассказ об отшельнике и двух влюбленных. Правда, леди в ней была более мужественная, чем леди Эстер. Она не угасла.

— Расскажите мне эту историю! — быстро попросила Стелла.

Но доктор засмеялся и покачал головой.

— Мы отложим ее до другого раза, — сказал он. — Это слишком хорошая история, чтобы рассказывать ее торопясь. Тем более что и ты, и я должны приехать домой как можно скорее, чтобы не попасть под горячую руку матушки Спригт.

Он тронул Эскулапа хлыстом, и, развернувшись к морю спиной, они медленно поехали вверх по холмам туда, где был их дом.

7

Доктор Крэйн обвез Стеллу вокруг хутора и торжественно подкатил ее к воротам, будто настоящую прекрасную леди. Он помог ей сойти, вытолкнул вслед Даниила и снял свою шляпу.

— До свидания, моя прелесть. И запомни, что в следующий раз будем учиться, а не играть. И если ты опоздаешь хоть на минуту, я всыплю и по другой твоей дивной ручке. Мои наилучшие пожелания твоим прекрасным приемным родителям.

Он надел шляпу и уехал. Стелла махала ему до тех пор, пока бричка не скрылась за углом сада. «Приемные родители». Он сказал это так просто, хотя всегда знал, что отец и матушка Спригг не были ее настоящими родителями. Но дом был ее настоящим домом. Стелла медленно шла по узкой, выложенной камнями дорожке, которая вела к железным воротам в стене сада, смакуя радость возвращения домой. Дорожка вилась между тисами, очертаниями похожими на павлинов, к зеленой центральной двери, глубоко осевшей в каменное крыльцо. По одну сторону от нее сияли окна гостиной, по другую — кухни. Цветник благоухал ароматом маргариток и поздних роз. Воздух, пронизанный лучами солнца, был напоен густым запахом лаванды и кустов розмарина. Стелла рассудила, что все, наверняка, заняты в саду, выдавливая сидр, и поэтому заметят ее, когда она побежит по узенькой, выложенной камнем дорожке, свернув с основной аллеи.

В Викаборо был прекрасный фруктовый сад, протянувшийся во всю длину дома и конюшен, и занимающий целиком всю западную часть хутора. Сад был прекрасно расположен — защищенный от слишком сильных ветров зелеными склонами холмов, и, в то же время, находящийся достаточно высоко, чтобы его не захватывали туманы. Он был тщательно разбит: фруктовые деревья каждого сорта росли в своем ряду, и морские удобрения всегда вносились в землю под деревьями вовремя.

Тут же обитали цыплята и утки, так как в юго-западном углу сада был пруд. Белые, темно-желтые и красно-коричневые утки, приседая и переваливаясь, с довольным видом бродили под деревьями.

В северной части фруктового сада росли яблони, чьи плоды шли на изготовление сидра, и там же располагался сарай с прессом для его получения, а в южной стороне, в которую вела арка тисовой изгороди, зеленели яблони с десертными и садовыми яблоками; причем, среди них росли саженцы Брэмли, Джонатан и Беним и несколько рядов вишен терна. Урожай в этом году был роскошный, и деревья так гордо стояли в садовой траве, как будто знали об этом.

Стелла знала яблони так хорошо, что иногда по вечерам, лежа в постели, называла своих любимцев по именам, поскольку дала имена большинству из них, и представляла их, стоящими перед ней, каждого в неповторимой красоте аромата и цвета. В центре возвышался король всех яблонь — герцог Мальборо, огромный Бленим; среди ветвей которого, внизу, все стояли во время святочного пения рождественских гимнов, когда приходил Сочельник.

Стелла бежала по саду, и по пятам за ней вприпрыжку скакал Даниил, при приближении которого дети врассыпную бросались в разные стороны, и, проносясь мимо деревьев, девочка ласково окликала каждого по имени: