Вместо ответа, Тамара сильнее прижалась к нему и поцеловала. Эрик медленно вошел в нее, он двигался все быстрее, а Тамара думала, что это нечто большее, чем секс. Это походило на какой-то мистический обряд. Он принадлежал ей в ней, а она ему в нем. Эрик положил руки ей на ягодицы и сильнее прижал к себе. От ощущения его силы она вскрикнула.

Тамара была погружена в бурю ощущений. Губы Эрика скользили по ее шее. Они двигались в унисон в бешеном ритме. Ему хотелось проникнуть в нее глубже и глубже, Тамаре передавались его чувства, и она испытывала двойное наслаждение.

Дыхание Эрика стало тяжелым и прерывистым. Он открыл рот и припал к ее шее, слегка касаясь кожи зубами. Тамара почувствовала необъяснимое возбуждение и потянулась к нему, подставляя пульсирующую вену.

— Пожалуйста, сейчас, Эрик, сейчас!

Его движения стали более резкими и глубокими. Тамара знала, что он доверяет ей. Ее накрыла волна невиданной ранее страсти и желания соединиться с ним. Казалось, она стоит на краю пропасти и обязательно должна прыгнуть. Эрик издал какой-то звериный рев, и его зубы сомкнулись. Почувствовав, как острые резцы вошли в горло, Тамара сильнее прижала его голову к себе. Водопад эмоций обрушился на нее: боль, радость, наивысшее блаженство. Она чувствовала, как он высасывает кровь, и испытала восторг, что ее тело питает его и доставляет удовольствие. Волны экстаза накрывали ее одна за другой, она знала, что Эрик испытывает то же самое. Его язык ласкал ее шею, раздался протяжный стон. Он аккуратно вытащил резцы и повалился без сил. Тамара обняла его, голова Эрика лежала на ее груди.

— Пожалуйста, не двигайся, — прошептала она, — просто обними меня.

Не слушая ее, Эрик перекатился на ковер и сел, глаза его сверкали. Он коснулся пальцами ее шеи и закрыл глаза.

— Господи, что я наделал? Какое же я чудовище, что позволил себе…

— Не говори так. — Тамара тоже села и обняла его за плечи.

— Нет, тебе лучше не двигаться. Лежи. Отдыхай. — Эрик нежно гладил ее волосы. — Прости меня, Тамара. Я так виноват.

Она нахмурилась и покачала головой:

— Мне не было больно, Эрик. Господи, это было невероятно…

— Я же пил твою кровь!

— Я отлично понимаю, что ты делал. Единственное, что я не понимаю, — почему ты сейчас ведешь себя так, словно произошла трагедия. Когда я порезалась стеклом, то потеряла куда больше крови! — Она ласково посмотрела на него и погладила по щеке. — Эрик, а что теперь будет? Я стану вампиром?

— Нет, для этого надо смешать…

— Мне будет плохо?

— Нет, может быть легкое головокружение, если ты встанешь, но это пройдет.

— Почему же ты так мучаешься? — Она медленно встала и поцеловала его. — Мне понравилось то, что ты сделал. Я хотела этого так же, как и ты.

— Этого не может быть.

— Но это так. Не забывай, я испытываю все твои чувства. Теперь я понимаю, почему ты сдерживался раньше. Для тебя это часть наивысшего наслаждения.

Он с благоговением посмотрел на нее.

— Видишь, я все понимаю. Я чувствовала то же самое.

— И это не вызвало у тебя отвращения?

— Отвращения? Эрик, я люблю тебя. — Тамара даже не сразу поняла, что сказала. — Я люблю тебя.

Два часа ночи. Тамара лежит в своей кровати и разглядывает белый балдахин, моля Бога, чтобы он вознаградил ее сном. После ее признания в любви Эрик предложил отвезти ее домой. Он был немного шокирован. Даже испытывал некоторую неловкость, словно не знал, что ей ответить. Тамару это смутило. Чего он хочет от нее? Только физической любви без всяких чувств? Но между ними уже была ментальная связь, глубокая и нерушимая, как она сейчас начинала понимать. Тамара думала, что Эрик тоже любит ее. Он говорил, что испытывает к ней чувство любви. Интересно, это одно и то же?

Она повернулась и взбила подушку. Взгляд упал на бутылку коньяку, стоящую на прикроватной тумбочке. Эрик настоял, чтобы она взяла его с собой, раз он так ей понравился. Тамара подумала, что неудивительно, что коньяк показался ей восхитительным. На бутылке стояла дата: 1910 год. Она налила себе немного в стакан, решив использовать напиток как снотворное. Если она сейчас не заснет, то просто упадет в обморок на работе на глазах у всех сослуживцев. Интересно, как тогда поступит Дэниэл? Может, отправит домой отдыхать?

Через полчаса бодрствования Тамара встала и пошла в ванную. Что же делать с Эриком? Дэниэл сойдет с ума, если узнает правду, а она его любит. Было бы очень неприятно огорчать его. Тамара открыла аптечку, порылась в ней и нашла коричневый пузырек. Она и раньше принимала снотворное в разных количествах, но оно не помогало ей даже задремать. Она высыпала на ладошку четыре маленькие пилюли и проглотила, ожидая реакции. Кого она обманывает? Тамара знала, что не сомкнет глаз до рассвета. Запив таблетки водой, она вернулась в спальню. Ложась в постель, она заметила, что все еще держит пузырек с транквилизаторами в руках, и поставила его на тумбочку.

— Убить его мало за это.

Дэниэл? Это его голос заставил ее вспомнить о честности. Он говорил зло и нервно.

— Я предупреждал тебя. — Кертис был более сдержан. — Она должна быть под постоянным наблюдением. И тогда мы поймаем этого ублюдка.

— Если твой наркотик сработает. Его никто не испытывал. У нас нет гарантии, что он не сможет двигаться.

— А как, скажи на милость, можно их проверить? Дать объявление и найти волонтеров? Послушай, мы все предусмотрели. Ничего не остается, как рискнуть и попробовать.

Попробовать что? На ком? И почему они оба просто в ярости?

— Он изнасиловал ее, Кертис, — прозвучал вновь голос Дэниэла. — Ему мало ее крови, ему необходимо еще и тело. Этот сукин сын изнасиловал ее да еще оставил синяки на теле. Неудивительно, что она боялась нам признаться.

— Никогда бы не подумал, что Тэмми пойдет таким путем. Таблетки и коньяк! — Голос Курта звучал довольно грубо. — Какого черта она все нам не рассказала? Мы бы сами разобрались.

Изнасиловал? Тамара вспомнила подонка на дороге, его руки, отвратительный запах. Но он ее не насиловал. Пришел Эрик и… Господи, они решили, что Эрик наставил все эти синяки. Она открыла глаза. Она все им объяснит.

— Она скоро придет в себя. — Присутствие Дэниэла становилось более явным.

Тамара с трудом подняла тяжелые веки. Голова кружилась и болела, перед глазами все расплывалось. Она чувствовала, как он положил руку на лоб, который, как казалось, больше ей не принадлежал. Все перепуталось.

— Тамара? Все хорошо, милая. Мы с Кертисом рядом. Маркгванд больше не сможет ничего сделать.

Тамара металась на подушке, какой-то жесткой и очень большой. Наволочка была очень белая и сильно накрахмалена. Это не ее подушка.