Может она банально не хотела возвращаться? Не только не хотела, но и читала то же самое в искушающем взгляде перед собой. Он ведь тоже следил за каждым изменением на её лице и в глазах, как тот изголодавшийся за чужими эмоциями эмпат, подхлёстывая её своими скрытыми секретами, как любопытного ребёнка, которого заманил на ярмарку детских аттракционов ловец невинных душ.

Интересно, что бы он всё-таки сделал и как далеко рискнул бы зайти не будь сейчас здесь рядом с ними ненужных свидетелей?..

Дверь в купе с очередным раздражающим «скрежетом» открылась.

Чего ей это только стоило. Не исключено, что одной маленькой смерти в виде очередного приступа подрезающего разочарования. Разрывать не сколько зрительный контакт, а именно возвращаться в пределы беспощадной реальности. Чтобы убедиться в который раз – она не спит и не спала. И она действительно здесь не одна и даже не вдвоём… А в итоге уже впятером.

– Свободные места есть? – в зияющую дыру дверного проёма из коридора внешнего мира выглядывал молодой мужчина. Худощавый, бледный, чуть выше среднего роста (может одного с Дэниз) и неопределённого возраста (двадцать? Двадцать пять?). Спортивная куртка, тонкая лыжная шапочка и большая дорожная сумка через плечо. Типичный представитель из класса вечных пилигримов.

– Да есть! Ещё два места! – как ни странно, но первым отозвался Мэттью, неожиданно оживившись и подав свой звонкий голосок компанейского корефана.

– Замечательно. – улыбнулся юноша, подмигнув ребёнку и уже протискиваясь внутрь, подобно очередному безумному Шляпнику, ошибившемуся с выбором нужной двери. – Мне как раз нужно одно.

На какое-то время в купе воцарилась гробовая тишина. Ну, почти гробовая, если бы не звуки, издаваемые движущимся поездом и новым попутчиком во время его энергичных манипуляций с обустройством на новом месте. А так, даже мамаша перестала громко сопеть своим острым птичьим носом.

Мнимая передышка? Несколько минут, чтобы успеть определиться в пространстве, в случившемся и в возможном предстоящем? Дэниз не знала. Честно.

Слишком много всего произошло. Она банально не успевала взять под контроль собственный разум, не говоря об окончательном возвращении в обыденную реальность. Во-первых, чтобы это сделать, ей строго-настрого нужно запретить самой себе смотреть на попутчика в чёрном, пусть даже периферийное зрение задевает его образом с нацеленным прямо в её лицо неумолимым взглядом непримиримого завоевателя. Не смотреть, не видеть и… не вспоминать! Гнать от себя всеми возможными и невозможными способами любое ложное желание вернуться в этот сумасшедший вихреворот из мнимых видений, неконтролируемых ощущений и несвойственных ей эмоций.

Да, ему как-то удалось вскрыть в ней всё это практически за считанные мгновения и едва не невинными жестами-прикосновениями пальцев и губ, взглядом и голосом. Но это же не значило ровным счётом ничего, разве что малейшей вероятностью, что он там какой-нибудь гипнотизёр-менталист. И где гарантия, что оное не являлось побочным эффектом всё того же синдрома попутчика? Если многим свойственно развязывать свои языки перед абсолютно незнакомыми для них людьми, то почему тоже самое не может произойти с тем же телом и его скрытыми психофизическими возможностями? Она и без того волновалась из-за этой поездки далеко не первый день, а тут такой ядрёный коктейль из дичайших ситуаций и совершенно ненормальных вещей.

Вот именно! Когда все твои нервы натянуты до предела, и ты чувствуешь себя до пугающего ужаса уязвимой и слабой, всё окружающее воздействует на тебя в усиленном режиме обострённого восприятия. Что-то среднее между эйфорией и зашкаливающего в крови адреналина в момент приближающейся опасности, когда ты видишь и слышишь на таком сверхъестественном уровне, о котором не мечтал даже тот же Спайдермен.

Копошащийся под потолком в решётке вытяжки то ли таракан, то ли паук; сбивчивые взмахи рукой мамаши-исполина по воздуху, в попытке привести его в движение с помощью влажного платочка. Казалось, Дэниз даже слышала, как у той шипит в висках кровь и тарабанит по гландам взбесившийся пульс. Девушке и смотреть не надо было напрямую, чтобы увидеть каким у большой женщины стало лицо (в точь-точь как у мистера Гилмора в момент его постыдного бегства из купе), или как та уставилась перед собой в одну точку, явно не собираясь успокаиваться и обдумывая дальнейший ход действий.

А вот остальных, судя по всему, вообще не реально было чем-то пронять. Мэттью, по ходу, не переживал за свою мать, можно сказать, в упор, развалившись на своём месте, как тот избалованный завышенным вниманием царедворцев очень маленький король на огромном престоле не под его рост и размеры. Уж он-то точно не из тех, кто не пропустит ни одного бесценного момента в происходящем, наблюдая со столь неуёмным увлечением и пытливым любопытством практически за каждым, кроме собственной матери, которая, видимо, уже давным-давно не вызывала в нём должного интереса. В общем, пойдёт он точно далеко, если будет так же не воспринимать близко к сердцу услышанное и увиденное прямо как сейчас.

Самый пока несведущий среди них новый попутчик и не чувствующий никакой притаившейся угрозы от окружающих, единственный, кто пребывал, как говорится, в полном неведенье и в пока ещё никем не задетом защитном коконе хрупкого умиротворения. Довольно энергично с изящной ловкостью пристроил свои вещи, стараясь при этом никого не задеть; снял куртку и шапочку, обнажив при этом светловолосую (даже уместней сказать, бесцветную, как у альбиноса) курчавую голову, достал из бокового кармана сумки пухлый томик в мягком переплёте, из нагрудного кармана «военной» сорочки футляр с очками, сверил время на ручных часах и уселся по центру противоположного от Дэниз ряда кресел, рядом с брюнетом в чёрном.

Вот уж Дэнни никогда бы не подумала, что будет к кому-то испытывать смешанное чувство зависти. И кто, спрашивается, помешал ей изначально сделать то же самое, когда она только-только зашла в это купе?

Если это был риторический вопрос самой себе, то зачем было переводить взгляд на попутчика напротив? Попытка найти главного виновника того бедлама, что здесь творился за несколько минут до этого? Последнее даже не поиск самой причины со следствием, а вполне конкретная констатация факта. И, похоже, она волновала Дэниз не менее сильно, как и до появления в купе их нового соседа.

Банально говоря, ничего так и не изменилось. Хищник всё так же пребывал в своей облюбованной засаде, временно «отвергнутый», отброшенный на несколько ярдов в сторону, но не отклонившийся от своих изначальных целей ни на градус. Опять откинулся спиной и затылком в глубь кресла в вальяжной позе неизменного хозяина положения, скрестив на груди руки и продолжая рассматривать молодую девушку, как единственную в этом месте интересующую его особу. И опять её окатило ошпаривающим жаром при соприкосновении с его прямым взглядом. Она и без того ощущала скользящий по её лицу его осязаемый взор, вскрывающий свои же пульсирующие метки по её воспалённым сенсорам слегка контуженного тела и сознания.

А что она могла сделать? Попросить его отвернуться? Закрыть глаза или переключить своё внимания на кого-то другого? Да и кто сказал, что недавние страсти улеглись? Что ещё за это время могло родиться в голове этого безбашенного Дьявола и явно беспринципного совратителя наивных дурочек?