И понизив голос, Порфирий произнес чуть ли не шепотом:

— В поселке люди верят, что отец Захария умел проникать людям в мысли.

— Он умел проникать в мысли людей.

— Так уж и в мысли?

— Не один раз и не два, и даже не десять он высказывал разным людям такого рода предостережения, что человек понимал: старец знает, о чем тот или иной человек думает. Знает его греховные мысли и побуждения.

— Значит, вы хотите сказать, что, если кто-то в поселке задумал бы убийство старца, сам старец это бы почувствовал?

— Не обязательно, но вполне возможно. И поэтому люди остерегались делать то, что могло бы вызвать гнев отца Захария. Он много раз демонстрировал нам всем свой великий гнев на грешников.

— И что же он с ними делал? Убивал?

— Хуже. Он изгонял их вон.

— Чем же это хуже?

— Изгнание из поселка — это для человека было равносильно смерти. Причем смерти долгой и мучительной.

— Да почему же?!

— Почему? Да потому что изгнанный уходил с пустыми руками.

— У жителей есть их дома.

— Нет, нету, — торжественно покачал головой Порфирий.

— Как это?

— Все дома в поселке принадлежат не их хозяевам, не тем людям, которые в них живут, а самому отцу Захарию. Все, что строится в поселке, строится от его имени и записывается также на его имя.

Подруги слушали и понимали весь ужас ситуации для такого изгнанника. Ведь изгнанный из поселка человек обрекался на голод, скитания, болезни, лишения и, как следствие этого, скорый и, вполне вероятно, действительно мучительный конец.

— Выходит, тут все принадлежит отцу Захарию?

— Именно так, — кивнул Порфирий. — И дома, и земля, и вся сельскохозяйственная техника!

Вот это новость! Да за такую новость Порфирия можно было расцеловать.

— А его братья? — тут же спросила Кира. — Мы слышали, что поселок был основан тремя братьями — отцом Захарием, его средним братом Илларией и младшим — Иовом.

— Ни разу мне не доводилось видеть в финансовых документах имена этих людей, — ответил Порфирий.

И как показалось подругам, ответил он им вполне искренне. Значит, вся собственность в поселке была записана на старца Захария. И это многое меняло.

— Выходит, все жители были у старца всего лишь в работниках?

— Да, в работниках, в духовных чадах, в воспитанниках.

— Но все финансы он держал в своих руках?

— Он управлял денежными потоками, как считал разумным и справедливым. И если все было записано на его имя, это вовсе не значит, что он не умел быть щедрым и великодушным. Если он видел, что какая-то семья нуждается в поддержке, он обязательно эту поддержку оказывал. Но только тем, кто жил жизнью праведной, во всем следовал законам Божьим и указаниям самого старца. Таким людям он помогал во многом. Кому-то оплачивал обучение детей, кому-то дорогостоящее лечение. Но в то же время к грешникам он бывал беспощаден. И очень часто его меч разил еще до того, как о совершенном греховном деянии становилось известно кому-то кроме самого согрешившего. Старец знал все и обо всех в нашем поселке. Поэтому лично я не представляю, у кого хватило бы духу и решительности задумать, а потом и совершить убийство. Разве что замысел возник в голове у убийцы стремительно, старец просто не успел на него отреагировать.

И помолчав, Порфирий добавил:

— Отца Захария люди в поселке уважали, но еще больше боялись. Что касается меня, то я, зная его строгость суждений, тоже опасался его гневить. И поэтому никогда бы не обманул и не взял себе ни монетки из его денег.

— Так это пока он был жив, — фыркнул Мурашов. — А как умер, вы решили, что ничего не должны его наследникам, и надумали свалить вместе с их деньгами.

— Мне казалось, мы с вами уже договорились обо всем, — обиделся на него Порфирий. — Я же объяснил вам ситуацию. К тому же я помог вам в поисках мальчика.

— Которого мы не нашли!

— Однако только благодаря мне у вас есть улика, которую вы можете использовать против преступника — ремень назарея.

Но Мурашов отнюдь не выглядел убежденным.

— Ни имени владельца, ни другой какой-то информации ни на пряжке, ни на ремне нету. Ремень мог принадлежать любому из назареев, а их в поселке, как я вижу, не меньше десятка.

— Двенадцать человек.

— Вот видите!

— И все равно, вы можете найти человека, которому принадлежит этот ремень. Для этого вам достаточно обойти дома назареев и спросить, не пропадал ли у кого-нибудь из них ремень.

К этому времени они уже подошли к дому отца Захария, куда в скором времени стали стекаться люди, вернувшиеся с поисков пропавшего Ваньки. К сожалению, ни у кого из них не было обнадеживающей информации. Никаких следов пребывания мальчика в поселке они не нашли. Назареи — Исайя и Вениамин, вызванные для допроса, лишь в очередной раз подтвердили, что они привели мальчика в молельный дом, где и провели в личную комнату отца Захария. Самого старца они не видели, но слышали его голос, и теперь не понимали, как могло произойти такое недоразумение.

Выслушав отчет поселян, Мурашов решительно произнес:

— Вывод ясен, преступник вывел мальчика через проход между заборами.

— А через неохраняемый яблоневый сад они могли дойти до самого леса.

Теперь предстояло поискать следы Ваньки в саду, но заняться этим лейтенант предполагал вместе с собакой.

— Надо вызывать служебных собак.

Услышав об этом, из толпы жителей вперед выступил незнакомый подругам широкоплечий бородач, который и произнес:

— В поселке имеются две охотничьи собаки.

— Славно! — обрадовался Мурашов. — Так мы сэкономим время. Но вот только способны ли ваши собаки взять след ребенка?

— Зайца след берут, лисицы берут, волка и того берут. Неужели мальчонки след не возьмут?

Волки! Тут есть волки! Подруги ощутили трепет и одновременно почувствовали искреннюю радость, что про волков не слышит Настя.

— Я сам собак охоте обучал. Так что могу сказать, они умеют отлично держать след зверя. Полагаю, что и след мальчишки они тоже легко возьмут. Нужна лишь какая-нибудь вещь, лично принадлежавшая мальчику. Его носок, рубашка. Но вещь такая, которую он недавно носил.

Настя, которая уже очнулась и как раз в этот момент вместе с Лешей вышла из дома, захотела принять активное участие в поисках сына. Она сказала:

— У меня есть комплект нижнего белья — майка, трусики и несколько смен носочков, но все они постираны.

— А грязных вещей нету?

— Нет. Леша не любит, когда остается на следующий день грязное белье или даже грязная посуда в раковине. Поэтому я вчера простирнула все те вещи, в которых Ванька был в дороге, а потом бегал по поселку.