— Алексей? Вы имеете в виду Лешку?

— Он самый.

— Но почему именно он?

— Из всех сыновей Захария один он его силу унаследовал. Сам отец Захария об этом неоднократно говаривал. Значит, Лешке и быть вместо него.

— Почему же вы, любя отца Захария, теперь не хотите, чтобы его убийца был найден и наказан?

— Хочу! Но нельзя брать на себя то, что надлежит сделать Господу. Когда Бог пожелает, он сам покарает нечестивого грешника!

— Ну, знаете! — возмутилась Леся. — Если так рассуждать, то далеко не уедешь. Недаром говорят, на Бога надейся, а сам не плошай. Мы будем искать убийцу, нравится вам это или нет!

Тетка притихла и вновь повернулась к своим кастрюлям.

— Дело ваше, — проговорила она. — От меня-то вам чего нужно? Ведь не про кашу пришли со мной поговорить?

— Скажите, сколько комплектов одежды есть у Виссариона?

Если тетка и ожидала вопроса, то явно не этого. Она слегка смутилась, но потом ответила:

— У Виссариона… ну, как у всех. Три комплекта. Два на смену и один на всякий случай.

— И к каждому полагался пояс с пряжкой?

— Да, — твердо произнесла Вирсавия. — К каждому пояс.

— Нам сказали, одеждой назареев снабжаете вы?

— Да. На мне лежит эта обязанность.

— А не было ли, чтобы Виссарион или кто другой из назареев в последнее время жаловался вам на то, что потерял пряжку с ремнем?

Вирсавия прикрыла глаза, словно вспоминая.

— Не припомню такого, — сказала она наконец, но подруги не могли знать, была ли она с ними искренна или же солгала.

И поэтому они подступили к тетке с другого боку:

— А вся новая одежда лежит у вас под замком?

— Висит в специальном шкафу, ключ от него у меня.

— Можно нам взглянуть на этот шкаф?

Подругам показалось, что Вирсавия чертыхнулась про себя. Но, конечно, им это только показалось, ведь не могла столь достойная праведница губить свою душу, сквернословя и поминая нечистого. Отставив кастрюлю от огня, в путь Вирсавия пустилась с видимым неудовольствием. И хотя надо было пройти всего через две комнаты, она проделала эту дорогу с таким выражением лица, будто подруги отвлекали ее от невесть какого важного дела. А всего-то и дел было, что помешивать кашу в огромном чане.

— Вот шкаф, смотрите!

— Можно его открыть?

Конечно, Кире совсем не было нужно, чтобы Вирсавия открывала шкаф. Она попросила ее об этом исключительно для того, чтобы позлить неприятную ей женщину. Вирсавия вставила ключ в замок, распахнула дверь и свирепо уставилась на подруг.

— Ну?

Девушки сделали вид, что с любопытством рассматривают одежду. Впрочем, эти одеяния ничем, кроме размера, друг от друга не отличались. Кира увидела тут комплект на мальчика лет десяти. И еще один комплект, который подошел бы подростку. Ей показалось, что она видела юного назарея. И волосы у него были как раз длинные и светлые.

— А это костюм? — спросила она у Вирсавии, указывая рукой на подростковый размер.

Ей показалось, что Вирсавия смутилась.

— Это Иеремии — моего сына.

— У вас есть сын?

— Да, у меня есть сын!

В голосе женщины слышался вызов.

— И сколько ему лет?

— Пятнадцать.

— Неспокойный возраст, — произнесла Кира. — Скажите, сын не доставляет вам хлопот?

Этот вопрос, как ни странно, окончательно вывел Вирсавию из душевного равновесия. Она ничего не ответила Кире, лишь свирепо засопела и поинтересовалась у нее с глухой злобой в голосе:

— Все тут, что хотели, посмотрели?

— Да.

И женщина тут же захлопнула дверь, заперла на замок и молча потопала обратно на кухню. Вид у нее был до того обозленный, что девушки не решились сразу же последовать за ней. Да и вообще общаться дальше с этой особой никакого желания не возникало. Они решили, что могут выйти из дома и через другую дверь. Но для этого им надо было пройти сквозь жилые помещения.

— Пойдем?

— Думаю, в этом нет ничего страшного. Старец умер, теперь тут всем заправляет Лешка. А он возражать не будет, если мы пройдемся через его дом.

Миновав несколько комнат, девушки внезапно замерли в испуге. Дело в том, что в очередной комнате прямо посередине стоял стол с гробом, пока еще пустым, но ожидающим своего владельца.

— Б-р-р! — вздрогнула Кира. — Как быстро они его приготовили!

— Пошли отсюда, — взмолилась Леся. — Мне страшно!

— Леша рассказывал, что его отец спит в гробу. Наверное, это и есть его кровать. В ней старика и похоронят.

Леся вновь вздрогнула и прошептала:

— У него были очень эксцентричные привычки. Как только Мила жила с ним?

Действительно, мать Лешки произвела на подруг впечатление не такой рьяной фанатички, как ее супруг. Она была много моложе своего престарелого мужа и, наверное, еще не разучилась радоваться жизни.

И все же подруги поскорее вышли прочь из этой мрачной комнаты с гробом, ожидающим своего владельца.

Однако уже следующая комната была совсем иной. Светлые занавески на окнах, кружевные скатерочки и даже несколько безделушек, пусть и самых скромных, но все же выдающих присутствие в этой комнате женщины, и женщины молодой. Если предыдущая комната могла принадлежать самому хозяину дома, служила его спальней, то в этой комнате, по всей видимости, обитала его молодая супруга — мать Леши.

О том, что старик очень тепло относился к своей молодой жене, говорил тот факт, что в ее комнате находилось некоторое количество безделушек, которые могли радовать глаз. Только к ней он был снисходителен, насколько вообще мог быть снисходителен такой суровый человек. И все же, как успели заметить подруги, любое украшение своей одежды, прически или жилища строжайшим образом запрещалось в этом поселке. Лучшее украшение женщины — это ее чистота. А в этой комнате хоть и было чисто, но в то же время присутствовал некоторый уют, которого почти полностью были лишены все другие жилые помещения в доме.

Тут даже имелось небольшое зеркало, а перед ним череда пузырьков из темного стекла.

— Масло шалфея, масло апельсина, масло розмарина, — прочитала Кира названия на этикетках. — Это все эфирные масла, их применяют как в лекарственных, так и в косметических целях.

— Зачем женщине, чей муж либо спит в гробу, либо медитирует в церкви, нужны эти масла? Они все афродизиаки, то есть способствуют пробуждению чувственности. По себе знаю, умастишься маслом и ощущаешь себя чуть ли не богиней.

Но Кира нашла вещь еще интереснее. Это был альбом с фотографиями, многие из которых явно относились к добрачному периоду жизни матери Алексея. На некоторых она была запечатлена в обычной одежде на фоне городского пейзажа и с непокрытой головой. Волосы у Милы были длинные и светлые. Они спускались по ее спине настоящим золотым водопадом. И как бы ни пострадала прическа женщины от времени и материнства, она не могла растерять всего своего природного богатства. Наверняка и сейчас у нее под платком должна была скрываться длинная светлая коса.