Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Это был один из тех звонков, да? — спросила Делла. Ее голос вдруг сделался вялым и безжизненным. — Кто бы это ни был, это не прекратится теперь уже никогда!
— Подойдите ко мне, — потребовал я. Она подошла к столу, на котором стоял телефон, и послушно остановилась около меня.
— Что еще?
— Если мне повезет, я смогу показать вам очень интересный трюк с этим телефоном, — сказал я.
Затем набрал номер, который нашел в телефонной книге. Я услышал несколько гудков, а затем раздался резкий щелчок. Хорошо поставленный голос медленно произнес:
— Слушаю?
— Проститутка! — пошептал я со злостью в микрофон телефонной трубки. — Шлюха! Родни Блейн взывает к отмщению... Этот голос зовет к отмщению из могилы... — Я внезапно остановился.
— Кто... — Его голос дрожал от испуга. — Кто это?
— Это Родни Блейн, кто же еще? — прошептал я.
— Пожалуйста! Кто это? Я должен знать! — В его голосе послышались истерические нотки.
— Ты не мог так быстро забыть меня, — прошептал я укоризненно. — Так быстро, Стив? Всего лишь через шесть месяцев после наших золотых дней?
— О Боже! — Его голос сорвался. — Прекратите это!
— В те последние несколько секунд в машине, Стив, я подумал о тебе и сильнее нажал на педаль акселератора!
Я поднес трубку к уху Деллы, чтобы она могла услышать раздавшийся на другом конце провода звук, похожий на скулеж раненого животного.
— Кто это? — прошептала она изумленно.
— Один из старых друзей Рода Блейна, — сказал я, зажимая микрофон рукой. — Один из тех, кто думает, что женщины составляют им конкуренцию.
— Один из тех?.. — Она презрительно кивнула, но затем ее лицо застыло. — С Родом?
Я утвердительно кивнул.
Скулящие звуки в трубке постепенно стали слабее, поэтому я убрал руку с микрофона.
— Помнишь, сколько у нас было волшебных минут, Стив? — прошептал я. — Помнишь летний театр? Монику Кинг? Я все еще смеюсь, вспоминая твои слова: с такой женщиной, как она, приходится притворяться, играя в любовь, но всем нам приходилось идти на жертвы ради театра! Да, кстати, Стив, как прошли мои похороны? Ты, конечно, был на них?
— Прекратите! — воскликнул Дуглас отчаянным голосом. — Кто бы вы ни были, не повторяйте этого! Вы не знаете, как это на меня действует!
— Мне пора уходить, Стив, — прошептал я, — но не беспокойся — я вернусь. Золотой мальчик вернется! Помнить об этом — прекрасная перспектива для тебя, Стив! Думай о том, что каждый раз, когда раздается телефонный звонок, это может быть привет от твоего старого друга Рода Блейна, который звонит тебе, чтобы немного поболтать.
Я положил трубку, затем посмотрел на удивленное лицо Деллы и усмехнулся.
— Я чувствую себя бодрым как раз в те вечера, когда на дворе полнолуние, — пояснил я. — У меня такое чувство, что вы больше никогда не услышите ни одного такого звонка, дорогая Делла. С сегодняшнего дня бояться этих звонков будет Стив Дуглас.
— О Боже! Это прекрасно, Рик! — Она быстро отвернулась. — Что, по-вашему, может означать, когда у актрисы возникает незапланированная эмоциональная реакция? — спросила она глуховатым голосом. — Это означает, что она теряет над собой контроль?
— А может быть, она избавляется от комплекса вины? — предположил я мягко.
Ее тело на мгновение напряглось, затем она быстро повернулась, пересекла комнату и направилась в холл.
— Прошу вас, извините меня, Рик, — сказала она громко. — Мне надо отдохнуть. Я вдруг почувствовала себя такой усталой! Налейте себе сами еще виски, если хотите.
Она таким же быстрым шагом пересекла холл, и через мгновение я услышал, как дверь ее спальной комнаты с шумом захлопнулась. Я понял, что в данный момент человеком, которого она меньше всего хотела бы видеть в своем доме, был я. На деревянных ногах я вышел из дома и, ковыляя, пошел к своей машине, кажется, я и до этого хотел немного проехать на машине, прежде чем отправиться домой, поэтому, может быть, и неплохо, что Делла покинула меня так неожиданно.
Минут через тридцать я остановился у заправочной станции, возле которой в день смерти остановился Род Блейн, и купил немного бензина. Затем я поехал по дороге к каньону — к тому роковому повороту направо. Я не спешил. С одной стороны дороги тянулась неповрежденная линия ограждения. За ограждением был крутой, почти перпендикулярный спуск в каньон. Я смотрел, не было ли съезда на другую дорогу где-нибудь с другой стороны, но, доехав до поворота, где произошла авария, ничего не обнаружил.
Поворот, на котором произошла катастрофа, был очень крутым, на сто восемьдесят градусов, и опасным для жизни. Поэтому я продолжил двигаться по этой дороге, делающей крутой поворот направо, до тех пор, пока не нашел место, где можно был сделать поворот безопасно. Здесь дорога после крутого поворота снова выпрямлялась, и начинался крутой подъем длиной примерно четыреста метров. За этим подъемом дорога снова выравнивалась и становилась горизонтальной. Не доезжая метров пятидесяти до этого места, я заметил отходящую от шоссе грунтовую дорогу и свернул на нее.
Остановив машину, я вышел и закурил сигарету. Я испытывал досаду, так как моя излюбленная версия о несчастном случае с Блейном полностью зависела от того, есть ли поворот с шоссе на другую дорогу на этом пятимильном участке — между заправочной станцией и крутым поворотом дороги направо. “Черт возьми! — подумал я. — Если не подтвердилась одна версия, всегда можно придумать другую!” Я подал машину назад и снова остановился у развилки, чтобы проверить, какое было движение по той дороге, проходившей у каньона. В одном направлении дорога была закрыта для движения, поэтому я повернул голову, чтобы посмотреть на машины, шедшие в противоположном направлении, и стал смотреть на дорогу, спускающуюся по крутому склону к тому крутому правому повороту. Я несколько минут сидел и смотрел главным образом на защитное белое ограждение на другой стороне дороги у этого поворота, и тут мне на ум пришла совершенно новая версия.
Было около девяти вечера, когда я, хромая, вошел к себе в дом, неся чемоданчик и картонную коробку Джерри Ласло. Я оставил эти вещи в гостиной, а сам с мрачным видом проковылял дальше, пока не спустился на пять ступенек. Спальня была в идеальном порядке, но в ней никого не было. Около кровати лежала записка, написанная крупным размашистым женским почерком:
"Рик, долг зовет меня, поэтому я вынуждена была надеть свое черное кружевное нижнее белье и пойти домой. Суровый отец настаивает, чтобы вся семья присутствовала сегодня вечером на торжественном обеде. Почему ты не позвонил мне перед тем, как уехал сегодня из дома утром? И не разбудил меня до трех часов дня! Если ты хочешь, чтобы я пришла сегодня вечером снова, оставь ключ под ковриком перед дверью. Если нет, то не оставляй ключ и я ненавижу тебя!!! Если ты хочешь, чтобы я пришла, я люблю тебя, Юджиния.