На острове Крит проводился праздник в честь бога Гермеса, который напоминал римские Сатурналии. Отношения между господином и слугой переворачивались с ног на голову; хозяин превращался в раба, который имел право даже побить хозяина, в этот день также снимались все эротические запреты.

Нам также известно о посвященных Гермесу праздниках, на которых проводились спортивные состязания мальчиков и юношей; больше неизвестно никаких подробностей, но они вряд ли отличались от обычных состязаний во время спортивных игр. О том, что Гермес, так же как и Геракл, Аполлон и музы, был покровителем гимнасиев, едва ли стоит напоминать; гимнасии украшались многочисленными статуями Эрота, но особую дань уважения отдавали Гермесу. На острове Самос проводились Элевтерии в его честь в память о политическом акте освобождения, которое началось как обязательство любви между двумя мужчинами и часто приводило к всплеску героизма и истинного патриотизма в Греции. Практически ничего неизвестно о празднике в честь Гиласа, который проводился жителями Киоса на Черном море; но есть сведения, что этот праздник также сопровождался гомоэротическими обрядами. Гилас был красивым мальчиком, которого Геракл любил больше всего на свете. Он сопровождал героя в походе аргонавтов; однажды, когда он пил из источника, его затащили под воду нимфы, которые пылали к нему неодолимой страстью.

То же самое можно сказать о праздниках на материковой Греции. Из массы материала мы выбрали лишь то, что представляет особенный интерес для нашей работы. Мы не ставим своей целью достичь полноты описания, так как эта тема неисчерпаема. Известны, например, и другие праздники, перечислять которые означало бы лишь повторять уже сказанное.

Огромное значение для знакомства с бытом людей наряду с праздниками и праздничными обрядами имеют театральные представления. Ясно, что при описании греческого театра мы должны выделять интересующую нас тему – тему взаимоотношений полов в Древней Греции; в любом случае сохранившиеся до наших дней драматические произведения являются очевидным свидетельством культуры общества. Наша задача, следовательно, будет существенно ограничена: мы остановимся лишь на том, какие представления с эротическим содержанием можно было показывать публике в Греции. В то же время мы подчеркнем, что то, что немногим кажется явлением единичным, знатокам представляется обычным делом, а именно, что на греческой сцене гомосексуальная составляющая любовных отношений ни в коей мере не замалчивалась и не подавлялась, но, наоборот, играла очень важную, если не сказать определяющую, роль; поэтому она здесь будет либо упомянута, либо описана в деталях.

До наших дней полностью сохранилось семь трагедий Эсхила, семь – Софокла и девятнадцать – Еврипида. Сначала мы обсудим не их, но те отрывки, которые сохранились во фрагментах. Полностью сохранившиеся произведения этих авторов настолько хорошо известны, что гораздо интереснее обсудить малоизвестные фрагменты.

Из произведений Эсхила, известных только по отдельным цитатам, здесь можно упомянуть трагедию «Лай», поскольку в основу сюжета положена любовь к мальчику. Она была первой частью тетралогии, которая принесла поэту победу и первый приз на 78-й Олимпиаде (467 г. до н. э.) в правление архонта Феагенида; другие три части назывались «Эдип», «Семеро против Фив» и сатирическая драма «Сфинкс».

К сожалению, от «Лайя» осталось лишь две значимые глоссы слов; и все же мы в состоянии кое-что уяснить относительно ее содержания. Любовь Лайя к мальчику Хрисиппу, прекрасному сыну Пелопса, стала причиной трагической судьбы несчастного царя. В соответствии с многочисленной традицией Лай считался в Греции родоначальником любви к мальчикам. Мы можем добавить, что Пелопс, отец украденного мальчика, проклял похитителя, и это проклятие, передаваемое из поколения в поколение, висело над сыном и внуками Лайя, пока, наконец, не пресеклось со смертью Эдипа, который после долгой жизни, наполненной несчастьями, был очищен от грехов высшими силами. Здесь следует остерегаться одной существенной ошибки, в которую впадают даже люди, близко знакомые с античностью. Отец наложил проклятие не потому, что Лай полюбил его сына и вступил с ним в интимные отношения, следовательно, не из-за противоестественности этих отношений с точки зрения современных понятий морали, под которыми понимают педерастию, но главным образом и только из-за того, что Лай украл мальчика и совратил его против желания отца: не извращенность сделала Лайя виновным, но насилие, которое он применил. Разумеется, насилие вообще является началом сексуальных отношений в примитивных обществах на ранних этапах его развития, и мы знаем, что совращение женщин и мальчиков в ходе религиозных церемоний продолжалось и в гораздо более высоко развитых обществах, но сексуальное насилие существует, и это очевидно, а вот применение жестокости осуждается и общественным мнением, и законами. В том, что причина виновности Лайя именно такова, можно убедиться, сравнив обычную процедуру похищения мальчика на Крите, о чем мы будем говорить позже.

Таким образом, мы видим, что особая тема трагедии Эсхила состоит в том, что царственный герой Лай был проклят, потому что нарушил общепринятую норму; он полагал, что ему дозволено совратить мальчика тайно, тогда как он мог открыто и свободно просить его у отца. Проклятие, наложенное на него, сыграло с ним злую шутку: судьба послала ему сына, появления на свет которого он так страстно желал, но именно от его руки он пал. Убийственная рука сына, ведомая слепой яростью судьбы, мстит за греховное надругательство, которое отец до этого позволил себе над свободной волей свободнорожденного мальчика. Однако смерти от руки собственного сына предшествует появление ужасного сфинкса; ведь Лай, чтобы освободить свой город от эпидемии, отправляется в Дельфы получить помощь или совет от бога света; на обратном пути он и встречает собственного сына, которого он не знал и кровавой жертвой которого стал. Внезапно проясняется тайный смысл хорошо известной загадки сфинкса: «Человек на заре жизни полон сил и радостных надежд, а на закате он – слабое и несчастное создание». Лай и был таким слабым несчастным созданием, а сын, который только что убил отца, был единственным человеком, который мог разгадать загадку. Всякий, кто не приемлет столь трагическое с современной точки зрения искусство и видит вину Лайя в его любви к сыну Пелопса, должен признать, что эта трагедия не для него.

В другом месте я говорил о широко распространенном мнении, будто в гомеровских поэмах нет и намека на педерастию и что только позже, в испорченный век, люди стали находить ее в произведениях Гомера. Эсхил в своей трагедии «Мирмидоняне» показывает, что тесная связь, существовавшая между Ахиллом и Патроклом, объяснялась не чем иным, как гомосексуальными отношениями, и эти отношения не возникли лишь в век испорченности, но существовали еще на заре греческой цивилизации. В пьесе содержался эпизод, когда Ахилл, смертельно оскорбленный Агамемноном, удаляется с поля битвы и утешается в своем шатре с Патроклом. Хор трагедии, представлявший мирмидонян, в это время убеждает его вернуться на поле битвы под началом Патрокла. Трагедия заканчивается смертью последнего и отчаянным горем Ахилла.