Елизавета Прокофьевна склонилась над лестничными перилами, вцепившись в полированное дерево холодными скрюченными пальцами.

Катя продолжала начатый рассказ, размахивала руками, меняла мимику и интонации — в общем, изображала персонажей в лицах. Александр смеялся глупым кудахчущим смехом, поразившим Елизавету Прокофьевну. Она никогда не слышала у генерала такого смеха.

Прошло еще несколько минут. Напряженное лицо генеральши постепенно разглаживалось, дыхание выравнивалось, бледность уступала место приливу крови.

Нет, любовники так себя не ведут. Никаких торопливых тайных ласк, никаких многозначительных пауз и вздохов, никаких перешептываний с испуганной оглядкой… Скорее, муж с воспитанницей напоминают двух мальчишек-гимназистов, удравших с уроков. Стоит одному громко рассмеяться, как второй тут же испуганно толкает его в бок.

Обострившийся слух генеральши уловил последние слова:

— Доброй ночи, Александр Карлович.

— Доброй ночи, Катюша, — откликнулся муж. — Спасибо, повеселила старика.

Елизавета Прокофьевна с облегчением перевела дух. Слава богу, отношения между генералом и воспитанницей держатся в строго очерченных рамках приличия. А что вернулись вместе — экая беда! Может, Александру просто захотелось побывать в театре?

Катя подошла к лестнице, взялась за перила и начала подниматься, придерживая длинный подол темной юбки. Елизавета Прокофьевна спохватилась, что встречи не миновать, подхватила канделябр и громко окликнула супруга:

— Александр!

Муж, направлявшийся в гостиную, остановился. Поднял голову, прищурился:

— Лиза, это ты?

Елизавета Прокофьевна сошла вниз, одарив воспитанницу приветливой улыбкой. Она в самом деле чувствовала большое облегчение и даже некоторую благодарность к опасной девчонке.

С появлением генеральши веселая приятельская атмосфера тут же исчезла. Лицо Александра приняло обычное суховато-чинное выражение, Катя нацепила вежливо-непроницаемую маску.

Муж счел нужным объясниться:

— Я сегодня заехал в театр.

— И как прошел спектакль? — дружелюбно откликнулась генеральша.

— Очень среднее представление. Ничего особенного.

Елизавета Прокофьевна оглянулась на Катю. «Поддержи беседу», — попросил ее взгляд, но Катя не захотела его понять.

— Доброй ночи, Елизавета Прокофьевна.

— Доброй ночи, — ответила она с бессильным отчаянием.

Лишняя! Она здесь лишняя!

Катя, не оглядываясь, пошла наверх. Генеральша повернулась к мужу.

— Александр, мне нужно с тобой поговорить, — решительно объявила она.

— Сейчас?

— Именно сейчас.

Александр пожал плечами.

— Ну, если это так срочно…

Он распахнул дверь в гостиную, посторонился, пропуская жену. Елизавета Прокофьевна вошла в большую комнату, и зыбкий свет трех свечей мгновенно утонул среди теней и смутных очертаний мебели.

Генерал уселся, терпеливо сложил руки на коленях и уставился на жену водянистыми, ничего не выражающими глазами.

— Слушаю, Лиза. Что произошло?

Больше всего Елизавете Прокофьевне хотелось стукнуть кулаком по столу так, чтобы опрокинулся горящий канделябр, и заорать что-нибудь неприличное из репертуара Прокофия Собянинова. Однако генеральша не позволила себе сорваться.

— Вечером приезжал Дмитрий Данилович.

Муж нахмурился.

— Ах, господи, совсем забыл тебя предупредить… Прости, пожалуйста.

— Ничего страшного, — не удержалась генеральша от легкого сарказма. — Дело-то пустяковое, легко забыть. Подумаешь, богатый холостяк хочет жениться на провинциальной бесприданнице! Такое в наши дни случается сплошь и рядом!

Александр пожал плечами, поскреб ногтем бархатную обивку кресла.

— Дело не в этом. Не сомневаюсь, что намерения у Дмитрия самые серьезные, но… — Генерал взглянул на жену. — Как можно доверить Катю человеку с такой репутацией?

Генеральша не ответила — сидела и хлопала глазами, как кукла. Первый раз в своей жизни дама, которая никогда не затруднялась в выборе выражений, не знала, что ответить собственному мужу.

Муж воспользовался наступившим молчанием и поднялся с кресла.

— Пожалуй, пора ложиться. Доброй ночи, Лиза…

— Сядь! — грубо оборвала генеральша.

Александр поморщился, однако распоряжение выполнил.

— Кто из нас сошел с ума, ты или я? — осведомилась генеральша с той же купеческой прямолинейностью. — Скажи, ради Бога, а то умру и не узнаю, с каких пор нищие барышни начали отвергать выгодных женихов?

Александр сморщил длинный нос.

— Лиза, уверяю тебя, ты ошибаешься. Катя не обычная девица на выданье. Все ее мечты связаны только с пением…

Елизавета Прокофьевна не выдержала.

— Очнись, глупец! — закричала она. — Она мечтает о том же, о чем мечтают все женщины! О красивых платьях и драгоценностях! О богатом муже! О собственном доме! О том, как выбраться из нищеты и избавиться от чуждой опеки! Если ты в этом сомневаешься, давай спросим ее саму! — Генеральша перевела дыхание: — В чем дело, Александр? Ты что, влюблен в эту девочку?

На этот раз муж действительно покраснел.

— Ты с ума сошла! Катя младше Лили на пять лет! — Он взглянул Елизавете Прокофьевне в глаза и встал. — Неужели ты так плохо узнала меня за двадцать пять лет?

Генеральша схватила его за рукав.

— Прости, прости меня, — торопливо проговорила она. — Просто я очень удивилась. Пойми, Александр, для Кати это блестящая партия! Мы должны дать ей возможность самой решить свою судьбу, иначе потом она может нас упрекнуть!

— Пожалуй, ты права, — согласился генерал после раздумья. — Поговори с ней сама, хорошо? Я не знаю, как делаются такие вещи.

— Хорошо, — выдохнула Елизавета Прокофьевна и положила руку на ладонь мужа. — Я скучаю, Александр. Мне тебя очень не хватает.

В воздухе повисла смущенная пауза. Генеральша почувствовала, что у нее краснеют уши. Нельзя было этого говорить, нельзя было так унижаться! Да, но почему?… Ведь Александр ее законный супруг!

Генерал склонил лысеющую голову, неловко поцеловал запястье жены, не глядя в глаза, пробормотал:

— До завтра, милая.

Вскочил с кресла и проворно вышел из комнаты.

Генеральша уставилась в темноту невидящими глазами. Затем снова взяла канделябр и устало потащилась прочь — несчастное неуклюжее животное, истекающее кровью.

Почему жизнь так несправедлива? Почему именно тогда, когда женщина хочет отдать накопленное в душе богатство, она становится никому не нужна?…