– Как тебе не стыдно воровать на огородах…

Косуля находилась в трех шагах, но меня не замечала. А после моих слов пришла в страшное волнение. Осока бежать ей не давала. И косуле еще довольно долго пришлось выслушивать мои нравоучения. Не знаю, поняла ли эстонская косуля (здесь их зовут киц) мои русские наставления, но выглядела она жалко.

Так же ранним утром, не заметив меня, пришла утолять жажду к речке матерая лиса. Но, лакая воду, через секунду почувствовала мой взгляд и пулей смылась. Когда мне надоедало рыбачить возле дома, я садился в машину, и ехал на соседние реки. Ближе всего от меня Пирита. Путь к ней идет по проселку. Возвращаясь с рыбалки с включенными фарами, я заловил в свет зайца. Он бежал впереди, никуда не сворачивая. Я поглядел на спидометр – стрелка показывала сорок. Так я проехал минуты три и остановился, выключив свет, дабы зайчишка мог убраться восвояси. Но он так утомился, что, соскочив на обочину, сидел и тяжело дышал. Его белый хвостик от тяжелого дыхания смешно подергивало. Я тоже не отказал себе в удовольствии прочесть ему нотацию о том, что на дорогах надо соблюдать осторожность и не лезть под машины.

Помню ужасно комичный эпизод, когда я вез по проселочной дороге своего московского друга. Время было к сумеркам, мы ехали по пустынным местам, и приятель попросил остановки по естественным причинам. Дорога шла по косогору, кругом ни души, приятель решил разрешить свою проблему, не удалясь от машины. Направив струю вниз косогора, он вдруг закричал. И было от чего. Влага побеспокоила огромного сохатого, беспечно дремавшего внизу. Мы долго не могли опомниться, но и лось, видимо, был сильно обижен.

Как-то я рыбачил на лодке под деревом черемухи. Стоял конец лета, и дерево было густо усыпано спелыми черными ягодами. Не замечая моего присутствия, на черемухе обедала белка. У меня произошла поклевка, и я подсек. Белка от неожиданности, что под ней сидит мужик, упала в лодку, затем вскочила на корму и минуту сверлила меня своими бусинками.

Реакция животных настолько разнообразна и любопытна, что кажется, будто они прекрасно все понимают, но не хотят, чтобы люди об этом знали.

Но бывают встречи, от которых может и не поздоровиться. В Эстонии в июне белые ночи. Я около полуночи возвращался с моря, солнце стояло в положении заката, но заходить не собиралось. Впереди дорогу переходило семейство дикой свиньи. За ней следовало штук десять пятнистых поросят. На едущую машину свинья внимания не обращала, но когда я затормозил, чтобы полюбоваться поросятами, она подняла на загривке шерсть и поперла на машину.

Помню, на Волге я спускался с удочкой к заливу через лесок. В заливе у меня стояла арендованная плоскодонка, и я шел рыбалить. Внезапно передо мной возник лось. Его рев и движения не сулили ничего хорошего. Я припустил, как мог, лось за мной. Карьера тореадора меня не прельщала, поэтому скорость я, видимо, развил изрядную. С разбега я вскочил в лодку и шестом отпихнулся от берега. Лось зашел в воду по грудь, и затем нехотя повернул назад.

Был случай, когда я испугался задним числом. Я гостил у приятельницы-искусствоведки в Ивановской области. Утром отправился обследовать незнакомую речку, в руках удочка и банка с червяками. Река сильно заросла кустарником. Я нашел просвет и уселся удить. Сзади меня тянулось поле, и я слышал щелканье хлыста и мат пастуха. Внезапно меня накрыла тень. Я оглянулся и в проеме кустов увидел быка. Но не всего, проем был не велик, а только ту его часть, по которой у коровьего народа определяется пол. Это были весьма внушительные признаки. Они повисели надо мной несколько мгновений, затем опять стало светло. Через минуту ко мне заглянул пастух:

– Ты так здесь и сидишь!? – удивленно спросил он.

– Так и сижу, – ответил я.

– И он тебя не забодал!? – еще больше удивился пастух.

– Вроде нет, – неуверенно ответил я.

– Повезло… Он у нас никого не пропускает.

Помню еще очень смешной эпизод, связанный с бычьей опасностью. Дело было под Москвой на реке Пятница. Река эта не большая, но впадает в водохранилище, и рыба в ней есть. Ранней весной шла плотва. Рыбаки с двух сторон облепили реку. Из соседней деревни, угрожающе мыча и подрывая копытом землю, брел бык. С морды его капала пена, и вид он имел угрожающий. Дорожка, по которой он шел, тянулась рядом с берегом. Мне посчастливилось сидеть на стороне противоположной. Бык приближался, и рыбакам ничего не оставалось, как по ледяной воде переходить на другую сторону. Лишь один мрачный мужик так и не двинулся. Он сидел на металлическом ящике для зимней рыбалки и не пошевелился. Бык подошел к нему сзади, поревел, порыл копытом землю и отправился дальше. Матерясь и причитая, народ вернулся на свой берег, поскольку, снасти и причиндалы никто с собой взять не успел. Примерно через час бык решил вернуться. Все повторилось в точности. Мужичок, не обративший внимания, опять с места не двинулся. Когда бык прошел, я не выдержал и спросил мужика:

– Не боишься?

– Хули его бояться… – ответил тот невозмутимо.

Ответ показался мне исчерпывающим, и я продолжил рыбалку.

Еще до того, как я обосновался в Эстонии, я часто летом посещал балтийские Республики. По латышской реке Гауе спускался на лодке. Это было очень впечатляющее путешествие, поскольку Гауя удивительно живописная речка. Она течет среди красных скал. В ней много порогов и перекатов. Путешествовал я в гордом одиночестве. В лодке плыла палатка, и я выбирал для ночлега особенно уютные и живописные берега. Уникальных трофеев того плаванья не помню, но на уху рыбы всегда хватало. Однажды я поставил палатку на берегу ручья, впадающего в Гаую. Ручей создал овраг. На одном из его склонов, я и обосновался. Место это было заповедное, для охоты запрещенное, но я узнал об этом позже. Ранним утром меня пробудила странная возня возле палатки. Я осторожно поднялся и подполз к брезентовой дверце. Сквозь щель, приоткрыв молнию, я обнаружил следующую картину.

Предрассветный свет. Буквально в пяти метрах от меня три волчонка затеяли возню. Они валили друг друга, покусывали, катались на спине. Взрослого волка я увидел не сразу. Волчица наблюдала за своими отпрысками издалека. Минуты через три я ее заметил. Зверь сидел под елкой и, прищурившись, следил за возней малышей. Картина идеалистическая, если не считать, что волк – это не белка и не косуля. Посидев возле щели минут пять, я решил не рисковать и улегся на свой матрас. Засыпая, я слышал возню и урчание. Когда проснулся, солнце уже осветило верхушки деревьев. Возле палатки никого не было. Я вышел и попытался найти логово, но безрезультатно. Единственное, что мне удалось обнаружить, это перья разодранной птицы. Видимо, сойки. Наверное, волчата ею и позавтракали.

За один поступок, когда я его вспоминаю, мне становится стыдно. Он тоже связан с живым существом, которое я совершенно несправедливо и бессмысленно обидел.

Дело было на Дону, вблизи Волгограда. На то место меня вывела молодая и очаровательная актриса, которая репетировала роль в моей пьесе. Иногда я режиссирую собственную драматургию. Она родом из Волгограда, и в случайном разговоре в перерыве между репетициями я от нее узнал, что Дон в своем верховье протекает рядом с ее родным городом. Отец актрисы – заядлый рыбак – на отпуск выезжает с палаткой на Дон, и девушка собирается к нему. Их семья из года в год так проводит отпуск. Я, конечно, навязывался в компанию. Режиссеру не откажешь – и вот я на Дону. В местах, о которых идет речь, Дон быстрый и ничем не отравленный. Пароходов и барж нет, судоходство начинается ниже. Наш берег имел веселый песчаный пляж. Рыбачить я уплывал на другую сторону. Противоположный берег был дик, завален коряжником, и мне он казался для рыбалки привлекательным. Одна неприятная особенность этого берега заключалась в невероятном количестве водяных змей. Столько змей я раньше никогда не видел. Они были небольшого размера, с маленькой элегантной головкой. Прекрасно плавали и ныряли, питались мелкой рыбешкой. Нередко я видел змейку с мальком во рту. Эти гады мне не были симпатичны, так как змей вообще не очень люблю, а этих еще и не знаю. Ядовитые они или не ядовитые, агрессивные или не агрессивные. Меня раздражало их настойчивое внимание, пугала неожиданность, с которой они выныривали рядом с моей лодкой. Единственное, что я понял об этом змеином народе, это то, что он весьма любознателен, или даже любопытен. Змейки могли часами за мной наблюдать, высунув из воды свою элегантную головку. Я животных люблю, и их общество меня радует, но общество следящих за тобою гадов, радости не доставляло. Однажды я оставил на берегу свою кепку. Небо было облачно, и в кепке от солнцепека я не нуждался. Я не забыл головной убор. Просто, оставил на безлюдном берегу несколько вещей. Перед тем, как плыть домой, я намеревался кепку, и вещи забрать. Когда я подплыл к берегу и вылез из него, то с негодованием обнаружил на своей кепке водяную змею. Она там устроилась с полным комфортом. Придя в бешенство от такого змеиного нахальства, я ударил змейку концом удилища. Она скатилась в воду, и из воды удивленно на меня уставилась. Мне стало очень стыдно. Змея ничего плохого мне не сделала, это желание пообщаться с человеком было просто трогательным. Свой поступок я вспоминаю с горечью.