Второй раз Александру Борисовичу пришлось со своими бровями труднее. Они упорно не желали возвращаться на положенное место. Да и улыбка получилась куда как более плотоядной, даже хищной, можно сказать. Однако он все же нашел в себе силы спросить:

— А что с Сергеем? Вы сказали «убийство»…

— Да, — кивнула я. — Убийство. А вы что, не знаете? — Я сделала вид, что очень удивлена, хотя на самом деле удивлена была не очень. Точнее — вообще не удивлена.

— Нет… — сокрушенно покачал он головой. — Меня не было в Тарасове.

— Ах да. Я слышала, что вы уезжали в Москву. — Его глазки как-то странно забегали. — А здесь у нас та-а — акие дела творятся… Начальника вашего, пардон, теперь уже бывшего начальника, в воскресенье утром нашли в его квартире с семью ножевыми ранениями.

— Жаль, — вздохнул Финский, — хороший он был парень. Порядочный. Интеллигентный.

Последнее слово, то, как оно было произнесено, заставило меня поежиться. Может, у меня фобия какая? Я ведь повторяю это словечко последние дни куда как часто. Я повнимательней присмотрелась к Финскому.

Он сидел прямо, покачивая опущенной головой. Очень сдержанный человек, подумала я. А может, просто нормальный? Ну, убили шефа, другой будет. Чего в истерику-то впадать? Он ведь небось и не собирался с ним никогда, как говорится, детей крестить. Александр Борисович поднял свою крупную голову и спросил:

— Ну, а чему я обязан вашим визитом?

— Ну как же, Александр Борисович! — укоризненно произнесла я, еще толком и не зная, чем продолжу начатую фразу, но реакция моего визави на, в общем-то, невинное восклицание заставила меня прикусить язык.

Он побледнел, причем это было как-то особенно заметно, что странно для смуглокожих людей, и процедил сквозь зубы:

— Ничего не знаю. Меня в городе не было.

Я кивнула и, пытаясь его разговорить, с улыбкой, довольно, впрочем, искренней, сказала:

— Ну конечно, не было.

Тут Александр Борисович, проницательно взглянув мне в глаза, сразу обмяк, расслабился, неестественная бледность прошла. Я, с интересом наблюдая за всеми этими переменами, продолжила:

— Я просто хотела уточнить, во сколько вы уехали и когда приехали обратно. На чем добирались? Сами понимаете, положение обязывает, — извиняющимся тоном сказала я, — задавать столь формальные вопросы. К тому же и милиция будет вас о том же спрашивать. Вы ведь входите в ближайшее окружение покойного, — виновато закончила я, ожидая новой перемены в лице Финского.

Он, собственно, не стал меня разочаровывать, широко улыбнулся, обнажив ряд ровных крупных ослепительно белых зубов — вставные они у него, что ли? — и охотно объяснил:

— Я уехал на своей машине после обеда, в субботу. Точнее — около пяти часов вечера. До Москвы, вы знаете, наверное, восемь часов езды. Переночевал я в гостинице, а утром был в больнице у жены. Вы ведь, должно быть, осведомлены и на этот счет? — немного нервно спросил он. Я кивнула. Он, уже печальнее, добавил: — Боюсь, что ничем ей уже не помогут. У нее какая-то жуткая форма рака. Она гниет заживо. Живет только на наркотиках. Хотя есть один слабый шанс… — Его взгляд, устремленный куда-то вдаль за моим плечом, затуманился. Видимо, он любил свою жену. По крайней мере, очень хорошо к ней относился. — Эта операция стоит бешеных денег, но она, возможно, могла бы помочь Светлане… — Его тон стал внезапно горьким и даже каким-то едким. — Хотя откуда у меня такие деньги?! Такие деньги на дороге не валяются, верно…

Я поспешно кивнула, даже не уточнив, какая, собственно говоря, сумма. Взгляд Финского был полон какого-то холодного пугающего блеска. Я даже съежилась невольно под этим дьявольским — вот сравненьице-то на ум пришло, упаси господи! — взглядом. Он, видимо, почувствовал мой страх и, попытавшись приятно улыбнуться (причем мне его эта улыбка показалась отнюдь не приятной), вернулся к моему вопросу, точнее, к ответу на мой вопрос:

— А обратно я приехал вчера вечером. Около семи. Весь вечер и всю ночь был дома. Вот и все, чем могу с вами поделиться, Татьяна, — сказал он таким тоном, что я сразу поняла, что аудиенция закончена.

Мне, признаться, и самой захотелось поскорее отсюда выбраться, так как перед моим внутренним взором все еще стоял этот его жуткий, беспощадный взгляд. Я скоренько поднялась со стульчика и, уж не знаю почему, ляпнула:

— А ведь вчера еще одного вашего сотрудника не стало.

Финский медленно поднялся и, шумно вздохнув, уставился на меня, буравя меня своими черными глазками. Просто буравя, без всякого выражения. Я продолжила:

— Вчера вечером Олега Борисова, горло ему перерезали. На берегу Волги нашли, в собственной машине, — я не спускала с Финского глаз.

— И его жаль, — холодно произнес мой собеседник. — Тоже парень был славный. Но, как говорится, от судьбы не уйдешь, — закончил он ледяным тоном и выразительно посмотрел в сторону выхода. — Кто знает, что нас ждет? Вот, например, вас, Татьяна…

Я не дала ему продолжить, мне стало жутко и тоскливо от произнесенной фразы:

— Спасибо, что согласились побеседовать, Александр Борисович. Я, пожалуй, пойду.

— Да, да, конечно. — Он пошел проводить меня до двери.

Уже на пороге я остановилась и, не удержавшись, брякнула:

— А у вас какая машина?

Мой опять-таки вполне невинный вопрос заставил Финского напрячься, и он, прищурившись, довольно грубо ответил:

— «BMW». До свидания. — И дверь перед моим носом захлопнулась.

Н-да… Я спускалась по лестнице в совершенно подавленном состоянии. Александр Борисович Финский произвел на меня неизгладимое впечатление. И этот его взгляд… Б-р-р… Мурашки пробирают… Человек с таким взглядом вполне мог бы убить. Может, на семь ножевых ранений рассчитывать не приходится, но вот ножичком — по горлышку….

Я даже остановилась. Танька, или ты с ума сходишь? Посмотри на это с другой стороны. Может, его поведение просто обусловлено тем, что он, похоже, в отчаянии? Хочет помочь, а не может, действительно не может помочь своей жене? Где найти деньги на операцию?

Деньги?!

Всюду деньги, деньги, деньги. Всюду деньги, господа…

Я опрометью кинулась на улицу. Вылетев из подъезда и перепугав вездесущих бабулечек, игнорируя свою припаркованную здесь же «лошадку», помчалась к небольшой стоянке за домом и принялась там разглядывать машины, очевидно, принадлежащие жильцам пятиэтажки…

Опаньки!

Среди них была одна «бэха» — белая…

Я подняла взгляд на уровень четвертого этажа и заметила за одним из приоткрытых окон мелькнувший силуэт.

Неужели Финский?..

Я ехала по городу на встречу. В голове моей было пусто. Странно…