Скрытый запрет – это преступление, он приводит нас к тотальному чувству вины. И в результате получается: Я должен хотеть Это, причем всегда.

Рис. 9. Что такое преступление

Эта схема начинает нас убивать.

Допустим, все знают такую роль, как пассажир. Он должен войти, оплатить проезд, уступить место пожилым, беременным. Кто бы мог подумать, что роль пассажира опасна?

Как-то я зашел почти в пустой автобус. Сел подальше, чтобы не уступать никому место. Я еду – кайф. Автобус наполняется, все сидячие места уже заняты. И вот в автобус входит бабушка, и мне становится плохо. Почему? Я не хочу уступать ей место. Внутри меня начинается диалог. Внутренний родитель возникает: «Как примерный пассажир, ты должен уступить место пожилому человеку!» И мне уже неудобно сидеть. Удовольствия никакого. В итоге я не выдержал и говорю:

– Бабуль, иди садись.

А она:

– Спасибо, сынок. Я выхожу на следующей остановке.

Я лоханулся на весь автобус. А рядом женщина спрашивает:

– Мужчина, вы будете садиться на свое место?

Ну нет, чтобы сесть на свое место. А я:

– Да нет! Мне тоже выходить!

Надо же как-то оправдаться. И мне приходится выходить. А ехать-то нужно было дальше. И я снова вхожу в автобус, снова плачу. И злюсь.

А агрессия же запрещена. И навернулся такой снежный ком. День не задался.

И вот такие маленькие роли начинают отравлять нам жизнь.

Пока мы не осознаем какое-то явление, оно управляет нами.

У нас постоянно идет конфликт между нашими субличностями. Помните, в каждом из нас сидит маленький детеныш в возрасте до 6 лет, играющий роль взрослых тетенек и дяденек, и та мама, которая воспитывала нас до 6 лет. Мама внутри никогда не постареет, а ребенок никогда не повзрослеет. И вы в любом возрасте знаете, как бы на ситуацию посмотрела ваша мама.

Анекдот в тему

Француженка потягивается после секса:

– Пьер, дай сигаретку! Жерар, подай зажигалку! Знала бы моя мама, что я курю.

А на самом деле кто нас учит-то?

Допустим, мама говорит: «Воровать нехорошо». У вас записалось. Затем приходит папа и восклицает:

– Смотри, чего я принес! Купил по дешевке.

Она ему в ответ:

– Ты чего, сдурел, зачем покупать, спереть не мог с работы?

И что нужно делать, чтобы понравиться маме? Переть. Только потом она меня ругает за то, что я украл. И некоторые мамы говорят, что такому не учили. А кто? Откуда ребенок мог такое срисовать?

Любой ребенок – это продолжение матери. Он смотрит материнскими глазами. Их взгляды – это то, что мы думаем и чувствуем. Поэтому нас в других больше всего злит, что они делают то, что нам не разрешает внутренняя мама. Мы, как пупы земли, себе этого не позволяем, а какой-то там «не пуп» это делает.

В зависимости от роли у нас одни и те же ощущения дают разные чувства. К примеру, вы вошли в роль домохозяйки и должны хотеть приготовить вкусную еду. У мужчин сразу возникает иллюзия, что вы не роль играете, а о нем заботитесь. И им сразу хочется отблагодарить. Они подходят сзади… Но в вашей голове роль кухарки и сексуальной партнерши не совмещается. И чаще всего у вас возникает реакция: «Чё, сдурел, с ножом стою!»

Хорошо, когда наши ролевые ожидания сходятся, но это бывает очень редко. Поэтому у нас возникает столько конфликтов.

Каждая роль обрезает часть наших желаний. Если мы одновременно напяливаем на себя две-три роли, мы лишаем себя желаний вообще. А как только мы сворачиваем наши желания, то есть нашу энергию, мы гасим спиртовку под ретортой жизни.

Как только мы расстанемся с нашими желаниями, мы умрем.

Всем известно состояние, когда вы ложитесь спать и целый час жуете жвачку: «Это не доделала, это не додумала, это нужно было так». Это все наши роли, в которых мы за день были неуспешны.

Женщины не чувствуют границ и плавно перетекают из одной роли в другую. Чтобы освободиться от ролей, мы часто уезжаем куда-нибудь отдохнуть. Но совсем не обязательно отправляться далеко, чтобы снять с себя роли.

Анекдот в тему

Загнанная домохозяйка всех уложила, на завтра все приготовила, ложится спать. Потом резко подскакивает:

– У меня же еще муж без секса. О, господи!

Хотеть или не хотеть называется свободой воли. Бог когда-то дал нам свободу воли как биологически организованную гармонию. Воля – это желание, хотение, мотивация. Центр удовольствия у всех нас с собой. А кто же запретил быть счастливыми, кто лучше Бога? У нас есть прекрасный наместник Бога на земле – мама. Она внедрила в нашу программу файл с табу. И получается: то, что надо, я не хочу, а что хочу, хотеть нельзя. И тогда начинается депрессия – когда вообще ничего не хочу. Человеку проще отказаться от всех желаний, чем наступать на грабли «Хотеть нельзя».

Пока мы не разрешим себе не хотеть, все остальное точно не разрешим.

Есть еще один момент. Любое снятие роли нас выносит напрочь, особенно если она переполнена. Когда я работал с наркоманами, выход из роли у нас назывался умением снять халат.

Но, к счастью, мы хотим изменить систему своего бортового компьютера. Как бы ни постаралась над ним наша мама, свободу воли никто не отменял. Осталось ее достать и разрешить себе хотеть так, чтобы чувство вины не портило всю малину.

Когда мы начинаем менять себя, изменяются ситуации вокруг. Это невозможно доказать, но реально пощупать на опыте. Тогда случается то, что называется чудеса.

Чтобы сделать чувство вины не столь разрушительным для нашей жизни, придется углубиться в сам механизм его появления.

До 7 лет нас воспитывают в микросоциуме семьи. Здесь мы растем, как тепличное растение, которому внятно объясняют, что хорошо, что плохо.

В следующую семилетку мы выходим из микросоциума семьи в макросоциум улицы. И с этого момента начинается хана под названием глобальный внутренний конфликт. В семье учили же, что врать нехорошо, конфетами нужно делиться, по голове лопаткой бить нельзя. А мы выходим во двор, и кто лучше всех живет в макросоциуме?…

Получается, что выгодно все-таки быть плохим. И чем больше нам идеалов в голову напихали, тем труднее адаптироваться к миру. Ребенок начинает подсознательно перепроверку стереотипов. И в это время резко падает авторитет родителей. Они становятся родоками, предками, надзирателями, шнурками и т. д. Родители ничего не могут понять, что происходит. Ребенка как подменили. А поскольку они теряют над ним власть, усиливается необходимость в контроле.