Стояло безветренное, жаркое утро. Он сидел на земле, обхватив голову руками и упираясь локтями в колени, как будто пустыня была огромной чашей, а он скатился на самое ее дно. Он слышал шаркающие шаги Сьюлин, но не поднял глаз: он и так был почти уверен, что она за ним придет.

— Айзек! — позвала Сьюлин своим суховатым, но мягким голосом. Он ничего не отвечал. — Все тебя уже обыскались. Дома очень волнуются.

— Простите. Я не хотел.

Она положила свою маленькую руку ему на плечо.

— Почему ты ушел так далеко? Что ты тут искал?

— Не знаю. Но здесь вот что. — Он указал на розу.

Сьюлин наклонилась, чтобы ее рассмотреть, осторожно сгибая свои похрустывающие колени.

При свете дня роза выглядела уже не так. От жары ее темно-зеленый стебель склонился, исчезло сияние, идущее из кристаллической луковицы, глаз внутри цветка потерял свой блеск. Ночью, подумал Айзек, она походила на что-то живое. Сейчас — скорее на что-то мертвое.

Сьюлин долго и задумчиво разглядывала розу. Потом спросила:

— Что это, Айзек?

— Не знаю.

— Ты из-за этого сюда пришел?

— Нет… Не совсем. — Он не знал, как сказать. Из-за розы, да… но не только из-за нее. Из-за чего-то гораздо большего, что свидетельствовало о себе через розу.

— Ну и ну, — сказала Сьюлин. — Как думаешь, стоит об этом рассказывать? Или лучше никому не говорить?

Айзек не знал, что ответить.

— Ну ладно. Пошли домой. Сам понимаешь. Уже пора…

— Хорошо. — Все равно розе оставалось жить недолго.

— Идем?

— Идем, — ответил Айзек. — Можно вас кое о чем спросить?

— Конечно. Надеюсь, я смогу ответить на твои вопросы. Во всяком случае, постараюсь.

Они пошли на восток, оставив за плечами глядящую розу. Как всегда, шли не спеша — в том темпе, в котором было удобно идти Сьюлин. Она молчала и терпеливо ждала, пока Айзек старался собраться с мыслями, не дававшими ему покоя последнее время. А теперь еще эта роза… Он не чувствовал себя уставшим, хотя ни минуты не спал. Его ум был таким же бодрым, как всегда, и ему больше чем когда-либо хотелось найти разрешение всех загадок.

— Откуда вы приехали? — спросил он наконец.

Она чуть замедлила шаг. Он испугался, что задал какой-то неуместный вопрос.

— Я родилась на Марсе, — сказала она, помолчав.

Это было похоже на правду. Во всяком случае, Айзек такого услышать не ожидал. И у него возникло ощущение, что это не та правда, которую Сьюлин хотелось бы рассказывать всем и каждому. Он ничего не стал переспрашивать, просто отметил: «Марс».

— Вы что-то знаете о гипотетиках? — задал он следующий вопрос.

— Как ни странно, — ответила Сьюлин, чуть заметно улыбнувшись и поглядев на него, как ему показалось, с глубокой приязнью, — я проделала весь этот путь, чтобы спросить о том же тебя.

* * *

Они проговорили всю дорогу, пока не дошли до поселка. Айзек узнал от Сьюлин, многое, чего не знал раньше. Уже в воротах он помедлил и оглянулся в ту сторону, откуда они вернулись. Там осталась роза. Не просто роза. Роза была всего лишь… — чем? Частицей чего-то другого, огромного. Того, что так притягивало его к себе. И к чему тянулся он сам.

Турк ехал по одному из старых районов города, заселенных в основном китайцами. Сборные домики, выкрашенные словно пожарные щиты в ярко красный цвет, чередовались с четырехэтажными общежитиями из желтоватого камня — он добывался тут же неподалеку в Свечной Бухте. Было уже довольно поздно. На улицах не было ни души. В темном небе над головой чиркнула одинокая падающая звезда.

Полчаса назад он наконец дозвонился до Лизы. Подобные беседы не стоило вести по телефону. Но Лиза и сама заподозрила худое и после пары неловких вопросов Турка ни о чем, сказала: «Хорошо. Давай там, где мы познакомились. Через двадцать минут».

Познакомились они шесть месяцев назад в круглосуточном гриль-баре «Ла Рив Гош»[11], в торговом районе к западу от доков. Лиза пришла тогда в бар в сопровождении каких-то людей из консульства. Друг Турка заприметил среди них своего приятеля и тут же потащил Турка знакомиться. Лиза сразу приглянулась Турку. И не только потому, что была одна, без пары, а и потому, что в ней было что-то особенное — то, что всегда сходу притягивало его в женщинах, едва ли не больше всего остального, — глубокий и открытый смех. Он побаивался женщин, смеющихся чересчур непринужденно, и не знал, как вести себя с теми, кто вообще не смеется. Лиза смеялась доброжелательно, от души, и в ее шутках не было ни капли колкости или грубости. Ему нравились взлетающие вверх краешки ее ресниц, ее глаза — бледноватые, цвета морской волны, и то, как она поднимала и опускала взгляд.

Потом она заговорила о своих планах поездки к Могиле Кубелика за горным хребтом. Турк протянул ей свою рабочую визитку:

— Лучше уж так, чем на машине. Поверьте. Вам придется ехать через перевал Мади, а там в это время года дорога не очень надежна. Есть автобус, но он вечно битком набит, и в нем здорово трясет.

Он спросил, что ей нужно в таком захудалом городишке как Кубелик, где нет ничего, кроме заправок. Она ответила, что разыскивает давнего коллегу отца по фамилии Двали, но подробнее ей об этом говорить пока не хотелось бы. Вот, наверное, и все, подумал Турк, конец песенке. Разошлись, как странники в ночи, как в море корабли, и так далее. Но через пару дней она позвонила и заказала рейс.

«Знакомства» в обычном смысле слова его не интересовали. Не больше, чем всегда. Ему просто нравилась ее улыбка и то, что чувствовал он сам, улыбаясь ей в ответ. Непредвиденная гроза, которую пришлось пережидать на берегу горного озера, стала для них как бы знаком свыше. Будто сам Господь указал дорогу и расчистил путь.

И видать, как указал ее, так и закрыл. Карма взяла свое.

* * *

Все столики в баре были пусты. Никого уже не было, кроме ночной прислуги. Официантка, принесшая Турку меню, выглядела явно раздраженной, в мыслях у нее было одно: поскорей уйти домой.

Лиза появилась через несколько минут. Турку хотелось сразу перейти к делу: рассказать об исчезновении Томаса, о том, что, по его мнению, это могло бы значить, что именно его визит к Томасу, возможно, и стал причиной похищения. Но не успел он начать выкладывать все это ей, как она принялась рассказывать о собственной стычке с бывшим мужем — с Брайаном, что тоже имело прямое отношение к этому делу.

Турк раза два видал Брайана. Кабачки в портовых городах, наподобие «Ла Рив Гош», отличались той любопытной особенностью, что в них можно было встретить бизнесмена-американца за одним столом с моряком торгового флота, а менеджеров аравийских нефтяных компаний, треплющихся с китайским наемным персоналом и нечесаными местными художниками. Брайан Гэйтли выглядел одним из таких, ничем не примечательных завезенных растений на здешней земле, одним из тех, кто способен совершить кругосветное путешествие — хоть дважды кругосветное, — не покидая родного Дубьюка[12], или откуда он там родом. Банально говоря, хороший парень, если только кто-то не примется оспаривать его «твердых взглядов».