До середины 1930-х годов родственники и друзья из СССР предлагали Серебряковой вернуться. По данным Лиги Наций, число возвратившихся к 1938 году достигло 200 тысяч человек[95]. Еще в мае 1927 года Анна Остроумова-Лебедева хлопотала в Ленинграде, чтобы Серебряковой присвоили высшую категорию как художнику и чтобы ей назначили академическое обеспечение в 60 рублей в месяц. Для этого ей нужно было взять в русском полпредстве в Париже удостоверение, дающее право на возврат в СССР. Но вместо этого художница, наоборот, хотела вывезти из СССР оставшихся детей и мать. Евгений Лансере писал Остроумовой-Лебедевой 8 февраля 1928 года из Тифлиса: «Вот и сестре Зине так трудно жить на два дома и она мечтает переманить в Париж и маму». В марте 1928 года Серебряковой удалось добиться разрешения на приезд в Париж ее младшей дочери Екатерины.

Нансеновский паспорт З. Е. Серебряковой. 1939

Вскоре в СССР ужесточили паспортный режим, и отношение к уехавшим ухудшилось. Изменились и установки власти в отношении искусства. По постановлению ЦК ВКП(б) от 23 апреля 1932 года О перестройке литературно-художественных организаций закрывались художественные группы и образовывались единые творческие союзы, в которых насаждался метод соцреализма, чуждый Серебряковой. Последние упоминания о художнице в СССР до войны относятся к 1930 году. Три ее работы фигурируют в Каталоге художественных произведений, приобретённых Обществом Поощрения Художеств и принесённых в дар Государственным музеям с 1 ноября 1921 г. по время ликвидации ОПХ (сентябрь 1929 г.)[96]. Примерно тогда же, в октябре 1929 года, окончательно разуверившись в его возвращении, власти сняли с должности заведующего картинной галереей Эрмитажа Александра Бенуа, а в конце 1930 года уволили его из музея. О нем тоже «забудут» в СССР на 20 с лишним лет.

15 марта 1933 года Евгений Лансере записал в дневнике: «Пришло письмо Жени [Евгения Серебрякова. — П. П.] с известием о смерти милой, чудной мамули… И Зиночкина мечта так и не осуществилась — выписать мамулю… может быть, там она пожила бы еще». Смерть матери 3 марта 1933 года в Ленинграде от истощения была еще одним сильным потрясением для художницы. «Писать невозможно — ты сама знаешь и чувствуешь сердцем, что со мной. Одна цель у меня была в жизни, один смысл — увидеть, услышать, дождаться моей Бабули… Еще мираж — увидеть тебя и Женечку, моих любимых, но эта мечта также не сбудется…» — писала Зинаида Евгеньевна 14 марта своей дочери Татьяне, которой удастся приехать в Париж навестить мать только в 1960 году, при Хрущеве.

З. Е. Серебрякова. Париж. Люксембургский парк. 1930. Объединение «Историко-краеведческий и художественный музей» (Тула)

Евгений Лансере, переехав из Тифлиса в Москву, вместе с Татьяной в конце 1935 года еще раз предлагают Зинаиде Евгеньевне с Екатериной вернуться в Россию. «Не вернуться ли тебе с Катюшей к нам? Ты, твое искусство здесь очень нужно. В этом я уверен и говорю это на основании неоднократных разговоров многих архитекторов, выражавших сожаление, что тебя здесь нет. Сочетание в твоих композициях реалистической трактовки форм и сюжета плюс присущий тебе декоративный пафос, красивость и как бы торжественность — это то, что трудно вообще найти и так нужно. Я уверен, что заказы, и крупные, ты получишь очень скоро»[97]. Но Серебрякова отказалась, сославшись на здоровье, да и писать «рабоче-крестьянские» темы ей совсем не хотелось. Многих вернувшихся сослали или расстреляли в 1937–1938 годах, хотя известны и благополучные примеры, как возвращение Ивана Билибина в 1936 году.

После потери матери у Серебряковой начался иной период творчества. Надежда на объединение семьи исчезла. В январе 1934 года она вместе с детьми переехала в новую квартиру на севере Парижа, в IX округе, на улице Бланш (д. 72), неподалеку от католической церкви Святой Троицы и вокзала Сен-Лазар. Александр начинает снимать отдельную мастерскую неподалеку и продолжает помогать матери. Портрет сохраняет главенствующее положение в ее творчестве. Среди работ, написанных пастелью, — портреты жены Федора Шаляпина Марии, художника кино Петра Шильдкнехта, внука Александра Бенуа Александра Черкесова (все 1935), врача Константина Кривошеина (1937), графинь Розарио Зубовой и Эмилии Арривабене (оба 1939); детские портреты внучки Шаляпина (1935) и Арлетт Аллегри (1937). Автопортреты и портреты родственников Серебрякова часто писала маслом, видимо не опасаясь, что их нужно будет переписывать по прихоти заказчика. Среди наиболее удачных — портреты дочерей Александра Бенуа Елены Браславской (1934) и Анны Черкесовой (1938; в широкополой шляпе), а также работы Читающий Александр (1938), Катя с кошкой (1930-е).

З. Е. Серебрякова. Лежащая обнаженная. Начало 1930-х. Частное собрание. Photograph courtesy of Sotheby’s

Одновременно серьезную роль в творчестве Серебряковой начинает играть натюрморт. В сочных картинах маслом 1930-х годов с изображением фруктов, цветов, корзин с виноградом художница нередко использует приемы фламандцев. Интересно, что именно натюрмортами она представила свое творчество на Осеннем салоне 1941 года. Нужно сказать о том, что в парижский период творчество Зинаиды Серебряковой становится более гармоничным в отношении композиционных решений и цветовых сочетаний, она старается максимально раскрыть все возможности используемых техник и материалов (темпера, масло, акварель, сепия, карандаш и др.).

Показательно, что именно в парижский период Серебряковой удалось единственный раз осуществить монументальный проект. В 1934 году она получила заказ от барона Броуэра на оформление его строящейся виллы Мануар дю Рёле в Помрёле, близ Монса, на юге Бельгии. Более года разрабатывались эскизы. Наконец в 1936 году были исполнены сами панно с восемью обнаженными женскими фигурами. Четыре стоящие аллегорические фигуры (Юриспруденция, Флора, Искусство и Свет) и четыре лежащие, символизирующие места, связанные с деятельностью Броуэров (Фландрия, Марокко, Индия и Патагония), близки пластике эпохи Ренессанса, в том числе произведений Микеланджело. 17 декабря 1936 года Серебрякова ездила «примеривать» панно на виллу, но, увидев их несоразмерность интерьерам, увезла в Париж. Второй раз панно привезли 7 апреля 1937 года и установили на стены, но потребовались доработки на месте. Географические карты дописывал Александр.

З. Е. Серебрякова. Автопортрет с палитрой. 1938. Частное собрание. Фотография предоставлена MacDougall Auctions

З. Е. Серебрякова. Портрет троюродной сестры Екатерины Кавос-Хантер. 1931. Частное собрание

Фотографии панно Серебрякова послала брату Евгению в Москву, который в ответном письме искренно хвалил достижения сестры: «У тебя есть именно то, чего нет вокруг: помимо выдумки то, что называют композицией. Они хороши