На юге Испании она села на паром и переправилась через Гибралтарский пролив в Танжер. Далее по берегу доехала до столицы Марокко — Касабланки. Но основной целью первой поездки был древний и до сих пор один из наиболее притягательных городов Марокко — Марракеш. «Дорога от Касабланки до Марракеша совершенно гладкая и напомнила мне даже нашу Курскую губернию, но, подъезжая к Марракешу, вдруг начинается Африка — красная земля и пальмы, а вдали снежная цепь Атласа, но очень далеко, так что почти всегда закрыта облаками. Марракеш же весь розовый и совершенно ровный, без гор и холмов», — написала Серебрякова в пространном письме брату по приезде в город[114].

З. Е. Серебрякова. Марокканка. 1928. Частное собрание

В Марракеше первые дни Серебрякова жила в отеле «Континенталь», а затем у знакомой Броуэра, мадемуазель Леру, врача по профессии. На протяжении месяца (с конца декабря до середины января) художница была увлечена всем, что ее окружало: людьми, природой, традициями, деталями повседневной жизни. Несмотря на трудности, связанные с позированием в мусульманских странах, ей удалось запечатлеть пастелью несколько десятков местных жителей, иногда с детьми, в национальных одеждах, в обычной для них обстановке. В том же письме брату Евгению от 24 декабря 1928 года художница сообщает: «Меня поразило все здесь до крайности — и костюмы самых разнообразных цветов, и все расы человеческие, перемешанные здесь, — негры, арабы, монголы, евреи (совсем библейские) и т. д. Жизнь в Марракеше тоже фантастическая — все делается кустарным образом, как должно быть было и 1000 лет тому назад. На площади — называется Джемаль Эль Фна — каждый день тысячи людей смотрят, сидя кружками на земле, на танцы, фокусников, укротителей змей (совсем как дервиши и индусы) и т. д. и т. д.». Серебрякова редко обращала внимание на архитектурные памятники. Они интересовали ее только в контексте своеобразной восточной жизни. Немногочисленны и самостоятельные пейзажи (виды городских стен, предгорий Атласа, села Тамеслут). Значительно больше быстрых зарисовок: сцен с торговцами, музыкантами, курящими, пьющими чай, мастерящими, отдыхающими, в том числе около верблюдов, и т. д. Именно в этих жанровых сценках Серебрякова предстает как замечательный мастер композиции, умело распределяющий основные повествовательные акценты с помощью подробной объемной проработки лиц и предметов не только на первом плане. При различной фокусировке, часто ограничиваясь лишь контурами, художница тем не менее оставалась реалистом, что отличает ее от многих современных ей ориенталистов. Особенно в пастелях поражает ощущение легкости исполнения и самобытности художественного языка, который Серебрякова выработала, не стремясь угнаться за модой и успехом.

З. Е. Серебрякова. Молодая женщина в белом головном уборе. 1928. Запорожский областной художественный музей

Тем не менее писать людей было очень непросто. Марокканцы, видя, что Серебрякова рисует их, либо закрывали лавки и уходили, либо требовали деньги. Особенно трудно было, как всегда на Востоке, создавать женские портреты. «Все женщины закрыты с ног до головы, и ничего, кроме глаз, не видно… Вообще же я рискнула этой поездкой, так как деньги на нее дал мне взаймы тот господин Броуэр, у которого я рисовала в Брюгге летом портреты. Он хотел, чтобы я здесь сделала „ню“ с туземок прекрасных, но об этой фантазии и говорить не приходится — никто даже в покрывалах, когда видна только щелка глаз, не хочет позировать, а не то что заикнуться о „ню“». Но художнице все-таки удалось сделать и несколько работ с изображением обнаженных.

В конце января 1929 года Зинаида Серебрякова вернулась в Париж с большим багажом впечатлений и работ. Родные с нетерпением ждали ее. Александр Бенуа писал Федору Нотгафту в Ленинград 25 января: «Зина застряла в Марокко, но на днях возвращается и, несомненно, с кучей отличных вещей (в письмах, по обыкновению, жалуется, что ничего не делает)». В письме брату Евгению Серебрякова упомянула общее количество созданных работ: «Сделала я в Марракеше 60 этюдов… Я там рисовала только пастелью и, как всегда, типы людей, а пейзажей всего три»[115].

З. Е. Серебрякова. Марракеш. Стены и башни города. 1928. Калужский музей изобразительных искусств

Уже 23 февраля в галерее Бернхейм-Жён открылась выставка работ Серебряковой «Путешествие в Марокко», продлившаяся до 8 марта. Отзывы о выставке были разными. Из письма Константина Сомова сестре (Париж, 5 марта 1929): «Здесь теперь выставка Серебряковой — этюды с натуры, сделанные во время ее недавнего путешествия в Марокко. Есть вещи очень красивые и звучные по краскам, но много и довольно банальных». Для многих французов это было открытие новой художницы, старые же ценители увидели на выставке новые яркие черты ее дарования. Об открытии иной стороны таланта Серебряковой Николаю Лансере писал Александр Бенуа из Парижа в Ленинград 17 мая 1929 года: «Своей коллекцией Марокко, созданной в течение всего только шестинедельного пребывания, она просто всех поразила: такая свежесть, простота, меткость, живость, столько света!» Л. Львов отмечал, что Серебрякова «показала нам целую вереницу своих, исполненных жизни и яркости запечатлений экзотических видений Марракеша — пленительную сюиту своих пастелей, так мастерски повествующих о своеобразной красоте этого африканского края»[116].

З. Е. Серебрякова. Полуобнаженная натурщица. 1928. Кыргызский национальный музей изобразительных искусств им. Г. Айтиева

Зинаида Серебрякова показала себя замечательным ориенталистом. Она очень надеялась на продажи работ с выставки, но они только-только покрыли расходы на аренду помещения. М. Л. Зеликин писал П. Д. Эттингеру из Парижа в Москву: «У Bernheim’a открылась выставка З. Серебряковой. Я был там два раза и был буквально восхищен. Вещи эти должны нравиться, эффектны, а кроме того, должны найти и специального покупателя, связанного с колониями (вся выставка — результат путешествия в Марокко), но я видел, что продано лишь 2–3 вещи из 50»[117].

Следующая выставка, прошедшая в галерее В. Гиршмана 30 апреля — 14 мая 1929 года, была более коммерчески удачной. Работы приглянулись парижским коллекционерам. Выставка также понравилась Сомову: «Множество прелестных этюдов: ню, натюрморты, пейзажи, портреты… Успех Серебряковой очень недурной, в 1-й день она продала на 10 тысяч и получила заказы на портреты»[118].

Но сама Серебрякова первой поездкой в Марокко была недовольна. О своих трудностях в путешествии она писала брату Евгению: «Очень мне помешало, что я была одна и стеснялась и боялась уйти из города, поехать в горы Атласа и другие города Марокко, например, в Фес, который, говорят, в сто раз живописнее Марракеша»